Черная Салли
Шрифт:
Оливер позвал брата. Теперь они оба стояли возле матери — высокие, стройные, молодые.
— До свидания, мама, — младший сын первый обнял ее, — пожелай нам победы.
— Прощай, мама, — тихо сказал Оуэн. Он подхватил мать и посадил ее на стул. — Не плачь. Значит, так надо.
На пороге появился Иосия. Его белые брюки успели окончательно превратиться в черные. Поверх жилета он натянул теплую фуфайку и повесил через плечо неизвестно откуда вытащенную кривую саблю. Огромный негр так и сиял и в нетерпении топтался на месте.
— Я готов. — Капитан застегнул на себе пояс с двумя револьверами в кожаных кобурах. — Все ли здесь?
— Все, — отвечал за Иосию Toy. — С вами, капитан, семь человек да еще пятнадцать с Бэн-боу. Всего, значит, двадцать два.
Джон Браун накинул плащ. Теперь из-под капюшона виднелись только его глаза — холодные и решительные. Он обнял одной рукой жену, другую протянул Джен.
— Да хранит вас бог!… Нет, не провожайте нас, не надо.
Он выпрямился:
— Вперед, солдаты свободы!
В дверь ворвался сырой, холодный воздух. Люди вышли во двор. Через минуту в комнате стало слышно, как скребут по камням колеса и чавкает грязь под ногами.
ПОЧТОВЫЙ ШТЕМПЕЛЬ
— Письмо для Салли Дотсон, — произнес как будто выросший из-под земли почтальон.
Никто не слыхал, как он подошел. Ребята и сама бабушка так были поглощены рассказом, что с трудом поняли, что говорит почтальон. Все были далеко от Ямайки — там, в уснувшем городке Харперс-Ферри, под пронизывающим октябрьским дождем.
— Письмо? Дайте, дайте его сюда! — взволновалась бабушка.
Почтальон протянул серый конверт, надписанный крупным мужским почерком. Увидев этот почерк, бабушка затрепетала.
— От него… Очки, где мои очки?!
Она встала и принялась растерянно шарить по карманам. Руки у нее тряслись.
— Боже мой, куда же я их девала?
— Да ты вспомни, когда ты их надевала в последний раз, — уговаривал ее Нил.
Но бабушка, не отвечая, лихорадочно рылась в своем переднике. На землю падали пуговицы, щипцы для сахара, катушки. Все ребята принимали участие в поисках. Одни шарили в траве, другие — под бабушкиным стулом, третьи искали в доме.
Бабушка держала в руках письмо и беспомощно твердила:
— От моего Элла… А я даже не могу прочесть…
Вдруг Чарли радостно вскрикнул:
— Нашел! Вот они, бабушка, лежат под тобой, в траве. Ты, верно, выронила их, когда встала.
Бабушка схватила очки и распечатала конверт. Из него выпал сложенный вдвое листок бумаги, исписанный тем же крупным, решительным почерком.
— «Дорогие мои, мне еще раз дали возможность написать вам…» — прочла вслух бабушка. — Эл, сыночек мой, наконец-то я получила от тебя весточку!…
Она прижала письмо к губам. Слезы мешали ей читать, она сняла очки и стала протирать их, Как будто они запотели. Дальше старая негритянка читала уже про себя.
Ребята с любопытством смотрели на таинственное письмо. Смятый конверт валялся на траве у самых ног Мэри. Девочка, будто невзначай, взяла его и расправила. Тотчас ребята сгрудились вокруг нее. Это был самый обыкновенный серый конверт, какие продают в каждом почтовом отделении. Зеленая шестипенсовая марка, с изображением президента Линкольна, была наклеена в углу. Нэнси понюхала бумагу: она пахла клеем и чернилами. Маленькая мулатка разочарованно пожала плечами. Но в это время Тони, перевернув конверт, издал легкое восклицание: на обороте, во всю длину конверта, чернел жирный штемпель:
«Атланта. Фултонская крепость. Внутренняя каторжная тюрьма».
— Негодяи, они зачеркнули все строчки, где он сообщает о себе! — воскликнула бабушка.
Она уронила письмо на колени и закрыла лицо руками.
— Увижу ли я тебя когда-нибудь, Эл?!
— О ком это она убивается? — шепотом спросил Беппо Чарли.
Тот потупился.
— О нашем папе… Давно, когда я был еще совсем маленьким, а Нил только что родился, его посадили в тюрьму. С тех пор он так и не выходил оттуда.
— Мне отец рассказывал об этом, — сказал Стан, — я давно знаю, что твой папа — политический.
— А за что его посадили? — в один голос спросили Тони и Беппо.
— Мама говорит — за то, что папа хотел освободить всех, белых и черных, и боролся с капиталистами, — шепотом отвечал Чарли. — Папа был шахтером в Бирмингаме. Потом тамошние безработные выбрали его своим делегатом. Он здорово чем-то насолил хозяевам, а те подослали к нему шпионов.
— А наш папа их боксом, боксом! — вмешался Нил. — Он еще раньше был боксером в Кентукки. Папа силач. У нас есть его фотография. Хотите, покажу?
И Нил, не дожидаясь ответа, потянул Стана и Беппо к дому. За ним пошли и остальные ребята.
В комнате миссис Аткинс, над столом, висела фотография молодого негра. На нем ничего;не было, кроме белых трусов. Великолепно развитые мускулы выступали под его очень светлой кожей. Унего были широкие плечи, тонкая талия и мощная выпуклая грудь. Негр прищурил один глаз и так лукаво усмехался, что, глядя на фотографию, невольно хотелось засмеяться.
— Это он перед рингом в Лексингтоне, — сказал Чарли, — он тогда побил Хейвуда Поуэла, чемпиона Юга. Мама говорит, что отцу тогда давали Кучу денег, чтобы только он остался боксером. А он не захотел и вернулся к своим в шахту. Чарли высунул голову из-за двери и поглядел на бабушку. Старуха продолжала сидеть не шевелясь, спрятав лицо в ладони.
— А вы теперь уходите, — добавил он: — все равно бабушка больше ничего не будет рассказывать. Я уж знаю: когда от папы приходит письмо, она потом несколько дней молчит и только плачет.
КОГДА ШУМИТ ПОТОМАК
Прошла целая неделя. Ежедневно в школе ребята приставали к Чарли:
— Можно нам прийти? Будет бабушка рассказывать?
Но Чарли мотал головой:
— И не думайте. Она и с нами почти не говорит. Все шепчется с мамой да хмурится.