Черная тень в белом плаще
Шрифт:
– Лолочка, – заискивающим тоном заговорил Леня, – погладь, пожалуйста, рубашку. Я купил новую, но на ней какие-то складки…
– Когда ты в темных очках и в этой ужасной кепочке, – злорадно сказала Лола, – рубашка значения не имеет, хоть бы ее и вовсе не было.
– Думаю, что во Всеволожске мне не нужно соблюдать конспирацию, кепочку там я сниму, очки тоже, и куртку…
– Ты что, догола перед этой Валентиной раздеваться собираешься? – вскипела Лола. – Может быть, тебе еще трусы погладить и бантик кое-куда привязать?
– Лола, что за манеры! – рассердился Леня.
– Езжай
Вышло так похоже, что Маркиз рассмеялся, но рубашку все равно пришлось надеть мятую.
До Всеволожска Леня доехал довольно быстро. Он без труда нашел дом, где жила Валентинина тетка, и притормозил, заметив, что из калитки вышла эта самая тетка – немолодая женщина в темном плаще и резиновых ботах. Леня решил с теткой не встречаться – так, на всякий случай.
Заглянув через забор, он заметил Валентину в саду. В старых вылинявших джинсах и длинном, до колен, свитере, она занималась сельскохозяйственными работами. После ночного дождя в саду приятно пахло прелой землей и увядающей травой. Валентина ловко работала тяпкой и что-то вполголоса напевала. Для женщины, которая, по ее словам, несколько дней назад потеряла любимого человека и которую только вчера пытались убить, Валентина выглядела довольно бодро. Леня кашлянул, она подняла голову и прищурилась на низкое осеннее солнце.
– Не пугайтесь, это снова я, – улыбнулся Леня.
– Ах! – сказала Валентина и схватилась за сердце. – Что-то случилось?
– Мне нужно с вами поговорить.
Валентина снова ахнула, оглядела себя и убежала в дом. Леня вздохнул и пошел следом. Валентина появилась минут через десять. Она надела длинную юбку в бурую клетку и серую старушечью кофту. Леня не удивился, если бы она повязала голову платком, но нет, бывшая секретарша ограничилась тем, что гладко зачесала волосы и завязала их черной шелковой лентой. Глаза ее были опущены долу, губы скорбно сжаты, а на лице вместо косметики было постное выражение, как у монахини.
«Эк ее разбирает, – расстроился Леня, – в старых джинсах и то лучше была».
– Дорогая Валентина! – начал он официальным тоном. – Только вы одна можете мне помочь!
– Присядьте, – перебила его Валентина, – может, хотите кофе? Или чаю? Или компоту? Я компот сварила. Из сухофруктов.
Леня вспомнил, что последний раз ел компот из сухофруктов лет двадцать назад в пионерском лагере. Нельзя сказать чтобы он сохранил о том компоте теплые воспоминания, поэтому сейчас решил согласиться на кофе. Валентина кивнула и надолго скрылась в кухне. Леня, ожидая ее, извелся на неудобном диване с валиками, он даже вспомнил, что такой диван был у его бабушки и назывался он оттоманкой.
Наконец появилась Валентина, путаясь в длинной юбке. В руках у нее был жостовский поднос, а на нем две чашки кофе и тарелка с какими-то невообразимыми загогулинами.
– Это хворост, – она выдавила из себя улыбку, – угощайтесь.
Леня подумал, что лучше бы она не улыбалась, потому что от этого лицо ее не становится моложе. От такой улыбки хотелось завыть, как по покойнику. Еще мелькнула мысль, что зря он не взял Лолу, возможно, при ней Валентина вела бы себя несколько иначе. В сердцах он откусил кусок загогулины. Она отдавала горелым подсолнечным маслом. Леня едва не подавился и только неимоверным усилием воли сдержался, чтобы не выплюнуть чертов хворост обратно на тарелку. Кажется, настоящий хворост, тот, что собирают в лесу, и то был бы приятнее на вкус.
Леня нервно мешал ложечкой в чашке с кофе и поглядывал на хозяйку.
«Если снять этот балахон, – думал он, – и стереть с лица выражение несбывшейся надежды, да подкрасить ее немножко, будет вполне нормальная баба. Вроде все на месте у нее – нос не длинный, глаза не навыкате, рот не до ушей, отчего же нужно так себя портить? Черт ли поймет этих женщин! А Лолка еще меня к ней ревновала…»
Маркиз невольно улыбнулся и храбро отпил большой глоток кофе. После несъедобного хвороста он особенно на кофе не рассчитывал, но действительность превзошла все его ожидания. Кофе оказался прегадостным, на вкус он отдавал сушеными клопами.
Маркиз немедленно пришел в недоумение. Какой начальник станет держать секретаршу, если она даже не умеет сварить приличный кофе? Он подумал даже, что, возможно, директора НПО «Мезон» никто не убивал, он сам умер, выпив в очередной раз эту бурду. Совершенно непонятно, за что покойный директор держал на работе Валентину. Конечно, она была ему очень предана и патологически аккуратна. А возможно, он просто не любил кофе…
– Хотите еще кофе? – встрепенулась Валентина.
– Нет-нет! – вскричал Леня и заговорил сердито: – Послушайте, у меня очень мало времени. Если хотите мне помочь, отвечайте не отвлекаясь. Вы знаете такого – Анатолия Уточкина?
– Толю? – удивилась Валентина. – Конечно, знаю. Он работал в банке охранником, его туда Алексей Иванович устроил.
– Это с какой радости?
– А они родственники, – пояснила Валентина, – точнее, Толик – родственник его жены.
– Этой? – удивился Леня. – Аллы Леонидовны?
– Да нет, – Валентина помрачнела, – эта – вторая жена, а первая умерла давно… Но Алексей был очень порядочным человеком, он поддерживал Толика, вот на работу устроил охранником…
– По вашим рассказам получается, что покойный Казаркин имел в банке вес, – задумчиво сказал Леня, – я, конечно, не имею в виду устройство племянника на работу. Это мелочь, он мог просто попросить, ему бы не отказали. Вы говорили, он в тот вечер хотел серьезно поговорить с Поздняковым, стало быть, управляющий прислушивался к его мнению?
– Дело в том, что банк выбрал наше здание не случайно, – медленно сказала Валентина, – Алексей Иванович ведь очень давно был директором «Мезона», еще до перестройки. Владлен Степанович Иконников, директор банка, не нашего филиала, а собственно банка, – так вот, этот Иконников много лет работал в Министерстве приборостроения, курировал наш «Мезон». И Алексей Иванович был с ним в большой дружбе.
– Стало быть, когда понадобилось здание в нашем городе для филиала банка, Иконников вспомнил старого приятеля, – докончил Леня, – старые связи очень прочные.