Черная тропа
Шрифт:
В большом заводском доме «Металлист» в тот вечер погас свет. Почти тотчас на электростанции поднялся телефонный трезвон. Дежурный отвечал разгневанным абонентам, что где-то, очевидно, оборвался провод и что монтеры уже обследуют линию.
Вскоре жильцы «Металлиста» увидели на верхушках столбов электропередачи двух монтеров. Свет зажегся... Но один из монтеров еще долго работал на высоте, по-видимому меняя изолятор.
Верхушка этого столба находилась на уровне окон квартиры Вакуленко. Плотные белые занавески занимали только нижнюю половину окон, поэтому монтеру, если бы он этим интересовался, можно было видеть, что происходит в квартире.
Монтер, однако, был занят своим делом и почти все время держался на кошках спиной к дому. Закончив работу, он спустился на землю, подхватил на плечо старый изолятор, взял свою сумку и ушел.
Через несколько минут полковнику Павленко было известно, что в квартире Вакуленко находятся трое: она сама, какой-то молодой смугловатый человек и высокий старик с коротко подстриженными седыми волосами. А еще через полчаса на столе перед полковником лежало несколько увеличенных фотоснимков, на которых лица трех собеседников, благодаря яркому свету в квартире, проявились достаточно отчетливо.
Полковник тут же передал «монтеру» самую четкую фотографию тройки, а также отдельные фото Морева и Вакуленко.
— Возьмите мою машину, — сказал он, — и немедленно направляйтесь на Крутую, в дом номер 17, к монашке Евфросинии. Уточните, кого она знает из этих троих. Я думаю, что мы получили, наконец, фотографию «святого отца», хотя он снял бороду и укоротил прическу. Машину остановите, не доезжая Крутой, чтобы не привлекать внимания посторонних...
Не менее важным показалось полковнику и сообщение «почтальона» — лейтенанта Цымбалюка. Мореву удалось выпытать у Зины Левицкой необходимые сведения о поездке Зарубы в главк. Наивная девушка и не подозревала, что раскрывает секрет.
Павленко приказал Цымбалюку взять еще один пистолет и в ближайшие дни тщательно и незаметно охранять конструктора Зарубу.
Затем он позвонил самому Зарубе:
— Тимофей Павлович? Привет старому шахматисту... Итак, собираемся в поездку?
— Я давно уже готов, — ответил Заруба. — Но вызвали только на послезавтра, на четверг...
— У меня есть соображения чисто делового порядка, — сказал Павленко. — Твою машину поведет мой шофер... Впрочем, еще сегодня я пришлю к тебе этого человека, и он объяснит, в чем дело.
Заруба понял, что задавать вопросы не следует, и спросил, почему Алексей Петрович не заглянет к нему сам. Павленко сослался на неважное самочувствие и спросил о Лизе. Оказывается, Лиза еще гостила у тетки, должна была приехать на следующий день.
— Кстати, ты просил у нее роман Вальтера Скотта? — вспомнил Заруба. — Да, приходил от тебя товарищ, но этого романа в своей библиотеке я не нашел. Право, не знаю, куда Лиза могла его спрятать? Ничего, успеешь, Как только дочь вернется, я пришлю тебе книгу.
«Электромонтера» — капитана Алексеева — майор Бутенко встретил, когда возвращался от монашки Евфросинии. Они узнали друг друга и пошли рядом.
— На Крутую? — тихо спросил Бутенко.
— Да, сверить фотографии...
— Значит, Алексей Петрович не дождался меня... — В тоне майора послышались досадливые нотки.
— Я знал, что вы работаете здесь, — сказал капитан. — Но не думал, что задержитесь так долго...
— Были причины... Но вам повезло: ведь я уже хорошо знаком с хозяйкой дома.
Они прошли темной улицей и поднялись на веранду. Майор постучал в дверь. Хозяйка действительно уже хорошо знала его голос. Она открыла тотчас, едва он назвал ее по имени.
Занятый в течение всего дня розысками Гали Спасовой, поглощенный всевозможными предположениями, Бутенко не замечал той разительной перемены, которая произошла во всем облике хозяйки за эти последние часы. Когда из заброшенного колодца на краю оврага Бутенко и его помощники вытащили на веревках застывшее, скрюченное тело девушки, положили его на . смятую, пожухлую траву и пригласили для опознания хозяйку дома, Евфросиния словно онемела. Она смотрела на труп Гали, вытянув шею и что-то бормоча, совершенно не слыша вопросов, с которыми к ней обращались.
Майор еще раз спустился в колодец и стал шарить в липком иле. На поверхность он поднялся, держа в руке черный от ила топор.
Евфросиния заметила топор и нерешительно, рывками, словно толкаемая кем-то в спину, приблизилась к майору, по-прежнему что-то бормоча, и, протянув дрожащие руки, ощупала лезвие, обух, топорище.
— Мой!.. — закричала она, шатаясь. — Мой топор... Мой!
В те первые минуты Бутенко не смог больше добиться от нее ни единого слова. Только через два часа, видя, что люди, находившиеся в ее доме, сочувственно и мягко относятся к ней, Евфросиния немного успокоилась и смогла отвечать на вопросы.
— Да, это Галя Спасова, — сказала она, зябко вздрагивая и кутаясь в старый шерстяной платок. — Топор свой я тоже среди десятка других узнаю. У него две большие зазубрины посредине и отломан уголок. Топорище на конце пополам треснуло. — Вскинув руки, она заметалась по комнате, протяжно заголосила: — Неужели... Неужели этот антихрист выдавал себя за посланца Христова?
Она упала на колени и, торопливо крестясь, принялась читать какую-то молитву.
Бутенко испытал в эту минуту чувство неловкости, стыда и жалости и не нашел слов, чтобы снова успокоить несчастную фанатичку. Но теперь, едва лишь взглянув ей в лицо, он заметил, что безжизненно-смиренное выражение сменилось отчетливо строгим, между бровей залегла глубокая складка и какая-то мысль засветилась в глазах.
— Еще одно дело, хозяйка, мы позабыли, — сказал он, переступая порог. — Это и понятно: столько переживаний да суеты. Посмотрите фотокарточки и скажите: бывали у вас эти люди или нет?
Капитан Алексеев развернул газету и достал фотографии, а Бутенко прибавил в лампе огня.
Евфросиния пошарила рукой по подоконнику, нащупала очки, надела их и взяла фотографии. Наблюдая за ее лицом, на котором было сдержанно строгое, решительное выражение, майор не сомневался, что она готова помочь.