Черная тропа
Шрифт:
— В специальной школе, в Бонне, — вздрогнул и, слов но пересиливая себя, ответил Данке.
— Разве это «учение» обязывает... убивать?
— Нет, но оно является ширмой...
— Для какой цели?
— Цель эта древняя, — потупившись, негромко сказал Данке. — Всемирное господство арийской расы.
— Которого вы добивались столь подло и мерзко?
— Все средства хороши...
— Так говорят иезуиты.
— Пусть. Все равно...
— Так утверждает «Феме»?..
Данке бессильно опустился на стул.
— Вы знаете и это?
— Немного... Значит, всемирное господство за счет уничтожения других народов — французов, славян... А почему же вам помогала мадам Лещинская?
— Потому что она — дура, — бесстрастно ответил Данке.
Вакуленко — Лещинская порывисто встала со стула.
— Подлец... Как ты смеешь?.. Предатель!
Данке даже не взглянул на нее.
— Молчи, подошва... Мы засыпались из-за тебя. Из-за твоих глупых анонимок.
— Я имела такое задание Моринса и выполняла его.
— Все ясно, — молвил Павленко. Он заметил, что Морев — Моринс порывается что-то сказать, но махнул рукой и обронил безразлично: — Господин Моринсон, я не нуждаюсь в ваших признаниях. Уведите арестованных...
Они вышли из кабинета, а полковник сначала открыл форточку, потом набрал номер телефона хирургического отделения больницы, чтобы навести справку о состоянии здоровья капитана Петрова.
На следующее утро Алексей Петрович позвонил секретарю обкома.
— Извините, Иван Сергеевич, я задержал взятую у вас книгу...
Гаенко рассмеялся:
— Ну и как, прочли?
—. Прочел, и не без пользы...
— О, если так, желаю вас видеть. Кстати, анонимок больше не поступало.
— Это мне известно, — сказал Павленко. — С вашего разрешения, я буду у вас во второй половине дня.
Затем он приказал привести Морева — Моринса и задал ему лишь один вопрос. К его удивлению, тот не отпирался.
Впрочем, если бы Морев даже попытался скрыть подробности, доклад Горелова его изобличал. Вероятно, считая вопрос, заданный полковником, лишь второстепенным, вступительным к ряду других вопросов, Морев подробно рассказал о том эпизоде, который особенно интересовал полковника. Стенографическую запись его рассказа, расшифрованную и перепечатанную на машинке, Павленко получил через час.
Морев был изумлен, что полковник больше ни о чем не спрашивал его.
Гаенко мельком взглянул на книжку «Восточный фронт», которую Павленко положил на стол, и сказал с чуточку насмешливой улыбкой:
— Я помню наш разговор о загадках, тайнах... Сейчас, очевидно, и вы сошлетесь на «завесу времени», правда же? Конечно, очень трудный узелок!
— Автор этой книжонки, — сказал Павленко, — по-видимому, большой хвастун. Описывая деятельность гитлеровской фронтовой разведки, он многое преувеличил. Но документ, о котором идет речь, действительно оказался в руках командования немецко-фашистских войск в период боев под Лохвицей.
Алексей Петрович взял книгу, раскрыл ее и быстро нашел знакомую страницу.
— Обратите внимание на эти фамилии: Моринс, Кларенс, Данкель... Все эти господа сейчас находятся у нас. Их «расшифровка» началась с простой анонимки! Это была ниточка, тоненькая, почти неуловимая, но она привела к большому клубку. В клубке оказалась и некая четвертая личность, диверсант, парашютист, однако о нем я не имею пока достоверных сведений...
Гаенко привстал с кресла; пальцы его рук, вцепившиеся в стол, побелели:
— Они у вас?
Алексей Петрович наклонил голову.
— Да, Иван Сергеевич, вы не ослышались. Как видите, не прошло и месяца... Но вас интересовала «тайна»? Как это ни странно, однако сам Капке, автор книжонки «Восточный фронт», помог нам приоткрыть «завесу времени».
Он достал из внутреннего кармана пиджака запись показаний Морева и передал Гаенко.
— Итак, слово имеет сам господин Моринс, он же Моринсон...
Гаенко прочитал запись показаний шпиона:
«Мою фамилию и мои клички вы знаете... Я мог бы по-прежнему путать карты, но теперь это не имеет смысла. Ваши разведчики работали с исключительным терпением. Мне до сих пор не верится, что они сумели нас обвести, что они победили. Когда мой шеф, майор Данкель, раскрылся, а у него не было другого выхода, ибо игра не стоила свеч, я понял: все кончено. Причина того провала, который нам уготован судьбой, заключается в единственном и решающем факте: мы не имеем опоры. Мы искали ее, но не могли найти. Единственным ходом, который у нас оставался и который, казалось, безошибочно сделал майор Данкель, была ставка на религиозность ваших людей. К сожалению, несмотря на всю осмотрительность майора, и здесь мы провалились, так как дурочка Спасова на поверку оказалась далеко не дурочкой... Но меня удивляет, почему вы не спрашиваете о главном: о целях, которые ставила перед собой наша группа? Почему вас интересуют столь отдаленные события? Хорошо, я отвечу на ваш вопрос. Я понимаю, что наша главная цель вам известна. Только рассчитывая на смягчение своего удела, я даю полный, искренний ответ...
Вы спрашиваете, каким образом секретный штабной документ, подписанный генералом Карпенко, оказался в наших руках?
Этому факту предшествовало много событий, которые следует бегло восстановить. Эти события памятны мне, так как я был награжден за участие в них и повышен в чине.
Я был выброшен с самолета в глубоком советском тылу, в районе Пирятина. В дни непрерывных боев, которые развернулись на просторах Украины в 1941 году, никто не обратил внимания на раненого сержанта, отставшего от своей части. Мне удалось присоединиться к штабу советского Юго-Западного фронта.
Когда танковые части Гудериана и Клейста соединились в районе Лохвица — Сенча по реке Сула, Полтавской области, и тем завершили окружение киевской группы ваших войск, в окружении оказался Военный совет и штаб Юго-Западного фронта во главе с командующим генералом Карпенко.
Потеряв связь со ставкой своего главного командования и другими фронтами, Карпенко принял решение прорвать кольцо окружения и вывести Военный совет, штаб фронта и части Советской Армии из этого котла. Собрав ударный кулак боевой техники и пехотных частей, генерал Карпенко достиг города Пирятина. Здесь он убедился, что кольцо окружения сжимается и что силы немецкой армии во много раз превосходят его силы.
В ночь на 18 сентября 1941 года Карпенко приказал всем членам Военного совета, работникам штаба фронта и 5-й армии сойти с машин и двигаться в направлении Лохвицы пешим ходом. Для охраны штаба фронта и оперативных документов было выделено 50 курсантов школы НКВД. Продвижение штаба прикрывали, сдерживая наши непрерывные атаки, 4-й Украинский полк НКВД и оставшиеся части армии. Хутор Высокий, села Демьяновку, Куреньки, Пески эта небольшая группа советских войск прошла с ожесточенными боями, и я не раз благодарил судьбу, что остался жив... Правда, бойцы берегли меня, поскольку я сказался раненым. 19 сентября, после тяжелого боя, мы вступили в село Городище, Полтавской области.
Я не забуду тех бесконечных часов, когда вокруг нас непрерывно рвались снаряды и мины, и, признаюсь, чертовски жалел, что оказался в этой мясорубке.
Помню, поблизости сельской хаты, во рву, собрался Военный совет... Карпенко предложил уничтожить все оперативные документы штаба фронта и 5-й армии. Возражений не последовало. Вскоре на колхозном дворе запылал костер... Однако я заметил, что помощник начальника штаба Михеев спрятал у себя на груди какой-то документ.
С той самой минуты документ, спрятанный Михеевым, стал для меня самой желанной целью. Не буду рассказывать о дальнейшем ходе боя. Могу лишь отметить, что Михеев и группа его солдат погибли героически. Они бросились с гранатами под немецкие танки. Мне повезло... Я уцелел. Я оказался в группе пленных. Дальнейшее вам понятно. Когда я рассказал командиру дивизии о себе, меня немедленно представили к награде. Но моей задачей было разыскать труп Михеева и взять документ... Одну минутку, господин полковник... Я хочу, чтобы вы правильно поняли меня. Я — разведчик, и вы — разведчик; у нас особая, тонкая форма борьбы. Я никого не убивал. Я был только разведчиком...»
Гаенко отложил в сторону страницы приказаний и задумался, прикусив губу, нахмурив брови.
— Он довольно точно излагает события, этот Моринс... Правда, в его показаниях имеются и неточности... Генерал Карпенко приказал начальнику оперативного отдела штаба полковнику Багряному взять под свое командование три тысячи бойцов и оставшиеся механизированные части и обеспечить прорыв кольца вражеского окружения. Направлением главного удара были села Мелехи, Воронки, Жданы... Багряный должен был также разведать место переправы через Сулу... Группа полковника Багряного выступила на выполнение боевого задания, а за нею двинулись штаб и Военный совет фронта. В арьергарде шел генерал Потин с двумя бронемашинами и горсткой бойцов, прикрывая Военный совет с тыла и флангов. Село Мелехи мы прошли с непрерывными боями, а в район села Воронки прибыли поздней ночью. Здесь немцы развернули крупные силы танков и мотопехоты. Завязался ожесточенный бой. Багряный форсировал реку Сулу и с небольшой группой бойцов вышел из окружения...
Гаенко умолк. Резким, нервным движением достал портсигар, закурил.
— Остальные продолжали сражаться? — негромко спросил Алексей Петрович.
— Да, остальные погибли героями... Гитлеровцам дорого обошлась эта ночь! Между прочим, я читал приказ Гудериана. Знаете, что он приказывал своим воякам? Он приказывал им учиться доблести у солдат генерала Карпенко...
— Вы обратили внимание, — помолчав, спросил Алексей Петрович, — на эти слова в показаниях Моринса: «Я — разведчик, и вы — разведчик»?..
Гаенко усмехнулся:
— Да, конечно, обратил... Мерзавец даже не подумал о том, что оскорбляет вас! Вы охраняете великую Родину, жизнь и труд своего народа, а он по-собачьи лижет руку, дающую деньги. Что о нем сказать? Профессиональная дрянь.
— Да. Кстати, наш сотрудник недавно побывал в тех местах с фотографией Моринса. И, представьте себе, этого негодяя опознали. Ожидая прихода фашистских войск, он провел несколько дней в селе. А когда гитлеровцы захватили село, Моринс выдавал им раненых советских бойцов и многих собственноручно расстреливал.