Черная вдова
Шрифт:
Но я неправ. Каждое движение паучка, оказывается, строго рассчитано, и не зря. Он занят делом, и на листике постепенно появляется белое прозрачное пятнышко, тончайший шелковый платочек из нежнейшей паутинной ткани. У паучка важное дело. Из брюшка появляется желтовая капелька и быстро растет. Через лупу видно, что в ней плавают крохотные, идеально круглые прозрачные шарики-яйца. Сперва я поглядывал на паучка между делом, краешком глаза, но когда я разглядел яички, отложил работу в сторону, смотрю, что будет дальше.
Паучок торопится, не отдыхает. Теперь он набрасывает над желтой каплей широкие петли рыхлой паутинной ткани. Потом она становится гуще
Кажется, упорная работа заботливой самки закончена. Теперь яички тщательно упакованы, обложены рыхлым войлоком, прикрыты плотной тканью. Паучиха замирает на месте, чистит ноги, облизывает педипальпы. Ей пора отдыхать, а мне приниматься за дело.
Но через полчаса паучиха снова беснуется над своим детищем, затеяла еще что-то, протягивает нити над коконом, прикрепляя их к краю листика. Они прямы и натянуты, как струны, и, наверное, из-за этого листик слегка прогнулся. Нитей все больше и больше, листик постепенно складывается вдоль, почти совсем сомкнулся краями, образовав уютную каморку над коконом. Не беда, что нижние нити провисли. Они выполнили свое назначение, и самка убирает их.
Наконец, работа окончена, снова отдых. Теперь-то перестанет меня отвлекать. Но я ошибся. Неуемная строительница, быстрая и юркая, принялась за другую работу, начала сворачивать самый кончик листика. Вскоре из него получается небольшая трубочка, в нее и забирается хозяйка жилища, а сейчас, утомленная, спит.
Трогаю оплетенный кончик листа, из него стремглав выскакивает паучиха, падает на землю и отбегает в сторону. Я досадую на себя: зачем было попусту беспокоить труженицу? Как она теперь найдет обратно путь в свое жилище? Но моя тревога напрасна. Ветер шевелит травами, от них скользят по земле тени, и видно, как к тому месту, куда скрылась паучиха, тянется сверкающая паутинная нить.
Испуг маленькой хозяйки кокона недолог. Она мчится обратно, ловко взбирается по паутинке, быстро на ходу свертывает ее в клубочек (зачем после себя оставлять следы и пропадать зря материалу), а потом, добравшись до листика-домика, съедает свою, ставшую ненужной, дорожку.
Жара еще сильнее, солнце еще ярче, и тень от лоха, в которую я спрятался, чернеет больше. Немного досадно, что паук отнял столько времени. Но я успокаиваю себя: все же между делом удалось подглядеть за ним и открыть маленький секрет его жизни.
Адраспан
Едва я остановил машину, как почувствовал запах цветущего растения. Здесь цветет только один адраспан. Это небольшое ярко-зеленое растение с сочными листьями и крупными белыми цветами несъедобно, ядовито. Прежде казахи употребляли его в народной медицине против различных болезней. Сейчас оно пышно разрастается в местах перевыпаса, там, где овцами уничтожены пастбищные растения. Засуха ему как будто нипочем.
Вечерело. На адраспане резвились осторожные бабочки-совки. Не для них ли были предназначены белые цветы растения? Белый цвет лучше всего различим в темноте.
Я охочусь за совками. Они отлично видят меня и близко не подпускают. Присматриваюсь к растению, вижу, как на его стебле рядом друг с другом застыли две большие черные осы-сфексы и большая серая, в полосках, пчела-антофора. Все трое неподвижны, оказывается, мертвы. Догадываюсь, что это проделка цветочного паука-краба. Но где он сам —
Паук приплел к белому цветку свое детище — плоский сверху и выпуклый снизу кокон. Он тоже белого цвета и незаметный на фоне растения.
Интересно узнать, что в коконе. Я пытаюсь его снять с растения. Но паук — вот смельчак! — рьяно бросается на меня, пытается укусить. С ним шутки плохи. Насекомые, например, гибнут от его яда мгновенно.
С трудом я отношу пинцетом самоотверженного защитника своего потомства и вскрываю кокон. В нем не менее сотни кругленьких, чуть зеленоватых и слегка прозрачных яичек. Представляю, какое было бы многочисленное потомство.
Добровольное заточение
Светло-зеленой паучихе, отшельнице-харакантиум, с длинными цепкими ногами и черными, как смоль, хелицерами, пришло время позаботиться о потомстве. Она заползла на вершинку невысокой лебеды, ловко стянула паутинными нитями широкие листочки, как бы сшила из них шар, внутри аккуратно выстлала его белоснежными шелковыми обоями и на теплой южной стороне своего отличного домика прилепила кучку кругленьких яичек. Заботливая мать обрекла себя на добровольное заточение. Она теперь не покинет своего жилища до тех пор, пока из яичек не выйдут паучата и, окрепнув, подготовятся вступить в самостоятельную жизнь.
Я фотографирую славный домик, потом (все же это коварство), вырезаю в нем большое, почти в полстенки, окошко. Паучиха в отчаянии, ее покой нарушен. Она мечется по своей разрушенной светелке, иногда выскакивает из нее, но, спохватившись, прячется обратно. С ожесточением набрасывается на муху, случайно присевшую отдохнуть на край домика, и не будь она проворна, ей бы несдобровать.
Но вот паучиха успокаивается и принимается за ремонт. Быстро и деловито плетет паутину от края и до края проделанной бреши, стягивает ее все больше и больше. Вот уже над окошком натянута отличная кисейная занавеска. Хозяйка домика забирается в предусмотрительно оставленную дырочку. Теперь она заделывает окошко изнутри. Проходит час. Домик отремонтирован, и в нем, наверное, обретает покой и сама строительница, самоотверженная защитница своего потомства.
Мирные соседи
Едва я начал подъем на крутую гору в ущелье, как заметил под небольшим кустиком боялыча, из-под которого выглядывали роскошные тенета паука агелена лабиринтика, осиное гнездо. Оно располагалось над самой ловушкой хищника и даже слегка касалось его краем. Подумалось: «Не может быть, чтобы оса-веспа и паук-агелана ужились вместе. Наверное, паук соорудил ловушку возле старого прошлогоднего гнезда. Осы строят свои сооружения со значительным запасом прочности и после зимы они кажутся почти свежими». Но когда я наклонился к кустику, из-за сот показалось полосатое брюшко осы, а за ним и сама хозяйка жилища. Вздрагивания крыльями и нервные подергивания брюшка говорили о том, что основательнице семьи не по душе мое любопытство. Паук же при моем приближении быстро скрылся в темноту своей длинной паутинной трубки.