Черная ведьма в академии драконов
Шрифт:
Арена определила победителя. Урилл держал в руках последний кристалл.
Из команды темных выжили трое: пара, которую изрядно потрепали Икстли и мой уже однорукий противник.
вот Гард… Он умирал. Это поняли все.
Взревели трубы, в небе расцвёл фейерверк, трибуны ликовали, темный владыка испепелял лежащего на песке Бьерка взглядом.
Стена огня, что до этого огораживала круг, опустилась. Кто-то выбежал на арену, хватая за руки Икстли, Урилла, унося Вариша… А я… Не помню, как оказалась рядом с Гардом на
В голове было пусто. Совсем. Единственное, что я сейчас точно знала, что нельзя размыкать пальцев. Браслет на моей руке нагрелся. Только тут я увидела, что на запястье моего чернокнижника – точно такой же обруч.
– Вивьен, его не вернуть, – на мое плечо легла рука.
Вскинула голову. Рядом со мной стоял Урилл. Откинутая косая челка сейчас не скрывала шрама. Точеный профиль с прямым, чуть длинным носом, высокие скулы… Он не было похож на императора, но был его сыном.
Мальчишка из трущоб, сирота. Именно он – бастард.
Не Икстли, унаследовавший феникса от своего отца, не Хариш, лежавший сейчас недвижимым, ни Гард. Иначе лицо императора не сияло бы сейчас радостью. Владыка светлых буквально лучился радостью.
– Ваше будущее величество… – выговорила я почти беззвучно, так чтобы услышал только Урилл.
Он вздрогнул, и черты его лица на миг изменились. Проступила жесткая складка у губ, вертикальная морщина меж бровей, тяжелый взгляд.
– Ты знала?
– Догадалась, – я сглотнула. По щекам текли слезы.
– Значит, зря мы пятеро от тебя это скрывали… – тихо произнёс Мейнс и повторил: – Ви, отпусти Гарда. Пусть его душа уйдет спокойно за грань. е уже никто не выпьет.
– Не отпущу его. Даже если нас обоих сейчас повезут на костер.
Мои последние слова, сказанные чуть громче, долетели до острого и чуткого уха подошедшего наставника.
– Костер – слишком суровое наказание для победителей. Тюремный лазарет до выяснения причин.
– Гарда к сумеречным стражам?
– Не Гарда. Ви, ты не поняла. Тебя. Посмотри на себя. Ты сильно ранена, резерв на нуле… Бьерк мертв. У него даже ауры нет. Он ее всю сжег.
Я лишь упрямо сжала руку моего чернокнижника.
Полуэльф все понял без слов. И меня, так и не разомкнувшую пальцев, повели, а его – понесли рядом со мною. И мне было все равно куда.
За зарешеченным окном в черном небе расцветали розы фейерверка. Столица праздновала. Столица ликовала. А я смотрела опустевшим взглядом и лишь сжимала пальцы. Рука арда была едва теплой. И все твердили, что он умер. Что нити души и тела разорваны, и ауры вокруг тела уже нет… Но я верила.
До того момента, пока душа полностью не покинет пепельного и не шагнет за грань, я буду верить.
Комната лазарета, куда нас определили, больше походила не на тюрьму, а на кабинет практикующего мага жизни: кровать, белые стены,
Она прилетела ровно в полночь. Каркнула, прошла между прутьев и присела на подоконник. А потом оттолкнулась лапами, и на пол ступила уже в сером балахоне. Перекинула косу из одной костлявой руки в другую.
– Отпусти его, ведьма. Душу твоего мужа уже давно ждут у нас. Видишь, даже лично за ним пришла. Такой чести не многие удостаиваются.
– Тогда и меня бери с собой.
– Тебя еще рано.
– Нет.
– У тебя все равно не хватит сил, чтобы его удержать. День. Два. Седьмица… Не больше, – оскалилась Смерть.
– Значит, столько. Я буду сжигать свой дар сколько смогу. Чтобы его огонь грел того, кто мне дорог.
Ведьмы не влюбляются. Это правило. И возникло оно не на пустом месте. Потому как если мы полюбим – это уже раз и навсегда. Ради того, кто нам дорог, мы можем и на костре сгореть, и пойти за ним даже на тот свет.
– Упрямая… – протянула костлявая. – Такая же, как и он.
А потом Смерть взмахнула рукой, соткав рядом с собой подобие стула.
– Ну, значит, и я подожду.
Так втроем мы и встретили рассвет. А когда в камеру вошла целительница и увидела картину: Смерть, труп, черная ведьма, то ор вышел знатный.
Пришедший смотритель тоже отчего-то побледнел. А потом к нам заявился и Ромирэль. Полуэльф хоть и дергал ухом, но в остальном виду старался не подавать, даже на Смерть не косился. Почти.
– Ви…
– Я сказала: нет!
– Да послушай же ты, сумасшедшая…
Тут я почувствовала, как мою руку сжали в ответ. Стало абсолютно наплевать и на бывшего наставника, и на Смерть… На всех, кроме того, кто лежал передо мной.
А вот костлявая буквально взбеленилась! Ударила череном косы об пол так, что стены содрогнулись.
– Как же я вас ненавижу, влюбленные ведьмы! Вы и мертвого своим упрямством из могилы поднимете.
А я лишь плакала. Плакала и улыбалась. Он нашел дорогу обратно.
го руку я отпустила спустя три дня. Тогда, когда поверила, что Гард действительно сможет дышать сам, что его сердце сможет биться само.
Правда самая я, едва разомкнув пальцы, потеряла сознание. Когда очнулась, увидела, что лежу на точно такой же постели, как и ард, и наши кровати рядом. Все в том же тюремном лазарете. Пепельный еще не приходил в себя, но целители в один голос утверждали, что опасность миновала. И уже теперь темный маг Бьерк должен восстановиться. Сам.
А спустя несколько дней в камеру пришел Кор. Друг поначалу волновался, но потом его будто прорвало. Сначала были упреки в том, что я такая-рассякая, держала его в неведении, потом описание бала, на котором он набрался храбрости и пригласил на танец красавицу Татию, в которую, как оказалось, тайно уже давно влюблён.