Черная Жемчужина
Шрифт:
Для начала тебе придется практиковаться на свежем воздухе, купаясь в лунном или солнечном свете. Ты ведь помнишь о том, что я говорила? Наш мир — это и есть Амерей. Обтесанный камень, срубленное дерево, сорванный цветок теряют свою силу, свою связь с Несущей Свет. Как только творения Амерей становятся творениями человека, их божественная сущность превращается в пыль. Вот почему я равнодушна к вещам, которые другие женщины считают красивыми — статуэткам, шкатулочкам, роскошным ожерельям из драгоценных камней. Меня
Кажется, я немного отвлеклась.
Первое время тебе нужно будет как можно чаще практиковать колдовство на природе — там, где сила Амерей наиболее велика. Поверь, так будет намного лучше — настанет час, когда ты почувствуешь ее присутствие за своей спиной. Она поможет тебе постичь дар белой колдуньи — дар, который она же и вложила в мои ладони.
Есть колдуньи лунные и солнечные. Тебе нужно будет понаблюдать за своими ощущениями и понять, когда твоя Сила ярче — при ночном свете или дневном. Это осознание даст тебе некоторые преимущества, но не торопись — всему свое время»
Дальше шло описание заклятия. Глава заканчивалась небольшой припиской, сделанной явно позже, торопливым и немного неровным почерком:
«Прости, мои слова, выплеснувшиеся на бумагу, наверное, очень сумбурны. Но осознание, что я сейчас пишу той, которую никогда не увижу, пишу своей ученице, которая никогда не встретит наставницу, заставляет мои мысли путаться. Мне так много нужно тебе рассказать! Слова так и просятся на бумагу, а кончики пальцев горят от нетерпения. Я никогда не хотела быть чьей-то наставницей, но судьба-насмешница часто преподносит нам сюрпризы. У тебя все получится. Я верю. Верь и ты».
Кэйла представила, как Денизе взволнованно пишет эти строки, и почувствовала холодок в животе. Волнение колдуньи через пространство и время передалось ей.
Она торопливо надела одно из многочисленных белых платьев Черной Жемчужины — прикрывающее щиколотки, со смелым вырезом на спине и оголяющим плечи. Слишком, пожалуй, откровенное для семнадцатилетней. Хорошо, что в этом мире Кэйла выглядела на двадцать с небольшим. Приятно почувствовать себя взрослой, а быть колдуньей приятней вдвойне.
В дорожную сумку поместился дневник, фляга с водой и серебряный нож — на случай, если по дороге она приметит знакомые травы.
Дорога до чащи заняла не больше получаса. Добравшись до уже знакомой поляны, Кэйла, приподняв подол платья, села на колени прямо на траву. Сложила ладони ракушкой, прикрыла глаза, пытаясь почувствовать солнечные лучи, падающие на кожу рук и плеч. Представила, что это Амерей касается ее своими теплыми ладонями, делясь своей Силой. Растворилась в пении птиц и шепоте ветра, и прошептала слова из дневника:
— Амерей, вложи свет в мои ладони.
И Несущая Свет коснулась ее. Это было теплое, бережное прикосновение. Кэйла задохнулась от восторга — Амерей была здесь, слышала ее призыв!
Кончики пальцев защекотало. Открыв глаза, она увидела искорку света, что пробивалась сквозь сложенные ладони. Приоткрыла их, как ракушку, попыталась призвать свою Силу — силу Денизе, и разжечь искру. Та и впрямь стала ярче и разрослась до искрящегося шарика величиной с грецкий орех. И все же ему было далеко до той ослепительно яркой сферы света, которую призывал Джеральд в подвале мага теней.
Солнце стояло высоко в небе, когда Кэйла поднялась с колен и направилась в дом белой колдуньи. Ее жизнь там, по другую сторону сна, казалась если не бесцельным существованием, то бесконечным поиском себя. Здесь же она хотела каждый час, каждую минуту посвящать колдовству. А потому Кэйла вновь без остатка растворилась на страницах дневника, где Денизе рассказывала о различных заклинаниях и их эффектах.
В дверь колдуньи (Кэйла все еще училась воспринимать ее дом своим) постучали. Открыв, она увидела застывшего у порога Белого Паладина.
— Джеральд? — В живот словно высыпали колотые льдинки.
Он прошел вглубь дома, слегка задев ее плечом. Спросил, явно волнуясь:
— Как твои способности?
Кроилась ли в его словах нечто большее, нежели беспокойство, что жители Венге останутся без единственной во всем городе колдуньи?
— Понемногу пробуждаются, — отозвалась Кэйла. И ведь почти не соврала. — Правда, медленнее, чем хотелось бы.
— Ты узнала, в чем причина того, что твоя сила исчезла? Если это проклятие, нужно понять, кто посмел его сотворить, и заставить колдуна все исправить.
Кэйла покусала губы. Что она могла ему сказать? Что никто Денизе не проклинал, никто не забирал ее дар, просто она — обыкновенная девчонка, благодаря амулету оказавшаяся в чужом теле? Поверит ли Джеральд? Или решит, что неведомое проклятие коснулось и ее рассудка?
Все зависело от того, насколько крепка его связь с Денизе. А Кэйла не помнила этого. Не знала. И в патовой ситуации поняла, что самое верное решение — сказать лишь половину правды.
— Джеральд, моя сила все еще при мне.
— Тогда что тебе мешало воспользоваться ею, когда мы преследовали мага теней? — На его привлекательном лице читалось недоумение.
— То, что я не помню, как это делать.
Воцарилась тишина. Кэйла нарушила ее первой.
— Я не помню ничего до того дня, как ты разбудил меня словами о маге теней. Не помню, кто я и как очутилась здесь, в Венге. Не помню, как стала колдуньей, и каковы границы моих сил.
Она говорила, пытаясь подражать Денизе — ее гладким, чуть витиеватым фразам. Джеральд молчал очень долго. Это было хмурое, обескураженное молчание.