Черная Жемчужина
Шрифт:
Или все это она придумала сама?
Кэйлу вдруг озарило. Что, если причина отчуждения Джеральда крылась в прошлом Денизе? Она ведь понятия не имела, кем они были друг для друга — до того, как, благодаря магии черной жемчужины, ее душа завладела телом колдуньи.
Едва эта мысль пришла ей в голову, Кэйла поняла, что не успокоится, пока ее не проверит.
К уже знакомым ингредиентам — вынутой из ченче и мелко нарезанной росянки, сушеной солнечной травы, родниковой воде и рунному камню, — она добавила щепотку праха аземы, который забрала с собой из Светлицы. В тот миг, когда белое пламя превратило останки в прах,
«Прах любого духа — невероятно мощное магическое средство. Темные колдуны используют его для совершения обрядов, белые же используют для зелий в качестве ингредиента, обладающего поистине уникальными свойствами.
Пока тебе лучше следовать моим заметкам, но, рано или поздно, настанет час, когда твои познания в колдовстве станут достаточными для того, чтобы ты смогла экспериментировать с составами зелий, создавая свои собственные».
Кэйла не была уверена в том, что время пришло, но и ждать не желала. Она хотела заглянуть в воспоминания Денизе, хотела понять (если это вообще возможно), кем был для нее Джеральд… До того, как Кэйла заняла ее место.
И вновь этот хорошо знакомый зуд — жажда узнать нечто новое, сокрытое.
Наконец зелье было готово. Прах аземы придал ему голубоватое свечение и аромат воздуха после грозы. Кэйла взяла в руки флакон и решительно поднесла к губам. Она осознавала, какой это риск — ей, не обладающей целительской способностью, пробовать новое неизвестное зелье. Однако желание разобраться во всем перевешивало. В конце концов, слияние сразу двух видов звериной крови со своей она пережила. А значит, и с последствиями собственноручно приготовленного зелья уж как-нибудь справится.
Терпкая, отдающая травами жидкость потекла по горлу. Кэйла не стала дожидаться, пока эликсир остынет, и пила его горячим, но прах неупокоенного, как называла духов Денизе, отозвался в желудке могильным холодом. В ту же секунду ее скрутили жестокие спазмы. Застонав, Кэйла осела на пол.
Она держалась за живот и тяжело дышала через рот, пережидая, пока боль утихнет. А когда открыла глаза, поняла, что тело ей больше не принадлежит. Она находилась все в том же доме, блуждала по нему, но себя не контролировала. Кэйла не просто вызвала видение прошлого Денизе — она оказалась в нем.
У окна стоял импозантный молодой мужчина с темными волосами. Шрам на его щеке ничуть не портил привлекательное лицо, а даже добавлял ему некоего шарма. Денизе подошла к нему и обвила его талию руками. Прильнула к широкой спине и уткнулась носом в шею. Волна нежности и любви на грани одержимости накрыла Кэйлу с головой. Незнакомец рассмеялся и взял хрупкие ладони Денизе в свои. Они стояли у окна, глядя на закат. Молчали — слова им были не нужны.
Кэйла чувствовала, что может вызвать и другие видения, но никак не могла сосредоточиться. Их любовь друг к другу была столь сильной, столь безграничной… Ей никогда не приходилось испытывать подобного. Она купалась в этих волнах, не желая отпускать видение. Не желая отказываться от чувств, подобных которым не испытывала раньше. Цеплялась за эфемерную нить, что связывала ее с колдуньей, отчаянно пытаясь удержать, однако та неумолимо выскальзывала из пальцев.
Видение растаяло, но на смену ему пришло другое — зыбкое, тусклое, так непохожее на яркую картину двоих застывших у окна влюбленных. Казалось, Денизе отчаянно желала забыть, избавиться от этого воспоминания. И эмоции были совсем иными, окрашенными в темные тона. Боль утраты, боль расколотого на части сердца, злость на судьбу, на богов, на весь мир.
В этом воспоминании Черная Жемчужина находилась в своей спальне. Кэйла знала, что рядом не было темноволосого незнакомца, пускай и не могла повернуть голову — она просто не чувствовала его. В руках колдунья держала золотой перстень. Смотрела на него, окаменевшая, словно статуя.
Что-то скользнуло по ее — их — щеке. Скатилось вниз, и искусанные губы защипало. Денизе беззвучно плакала, и в каждой ее слезинке было столько горечи и боли, что сердце Кэйлы тревожно сжалось. Видение подернулось рябью — слишком много темных эмоций. С каждым мгновением становилось все труднее его удержать. В конце концов, она его отпустила.
Придя в себя, Кэйла обнаружила, что лежит, прижимаясь горящей щекой к холодному полу. Поднялась, держась за виски, которые сжимал невидимый раскаленный обруч. Стеная и охая, добралась до комода, на котором стояла резная деревянная шкатулочка с многочисленными украшениями Денизе.
В глаза сразу бросился тяжелый золотой перстень. Кэйла бережно взяла его в руки, села посредине комнаты, скрестив ноги и положив перед собой дневник колдуньи. Очертила круг из пепла и соли возле лежащего на полу перстня. В центре круга поставила свечу, зажгла фитилек. Протянула руки к окну ладонями вверх, чтобы поймать робкие солнечные лучи, и прошептала:
— Амерей, направь меня. Укажи мне путь к хозяину перстня.
Венчающее свечу пламя задрожало, а затем медленно трансформировалось в длинную огненную ниточку следа, ведущего куда-то за пределы дома Денизе. Кэйла поднялась и последовала за ней — мимо домов, мимо блуждающих прохожих, мимо знакомой чащи. Она догадывалась, куда приведет ее огненный след, но должна была убедиться. И, приблизившись к кладбищенским воротам, почувствовала лишь горечь — но не удивление. Путь ее окончился возле могильной плиты. «Эстебан Ретар» — значилось на ней.
Кэйла провела рукой по камню, и его холод передался и ей. Огненная нить оборвалась, и каким-то внутренним зрением она увидела, как свеча в доме Денизе погасла. Логичное завершение обряда, но в этом ей почудился некий символизм — словно свечой была жизнь возлюбленного колдуньи.
Еще долго она сидела у могилы Эстебана, отдавая дань памяти им обоим. Кэйла верила, что там, куда ушла Денизе, она воссоединилась со своим любимым. Верила, что больше она не одна.
Часть третья. Осколки Старого мира. Глава шестнадцатая. Архив
День ото дня Кэйла чувствовала себя все увереннее в роли колдуньи. Люди приходили в дом Денизе и с самого Венге, и с его окрестностей — за целебными зельями, мазями, притирками, за несложными чарами. Дневник Денизе был для Кэйлы лучшим помощником и ориентиром.
И можно было остановиться на этом, но она не забывала ни на миг, что жизнь ее отныне расколота на две половины. Порой Кэйла ловила себя на мысли, что не знает, какая из двух реальностей — ее реальность, какой из двух миров — ее мир. Прошлое и настоящее слились… но только в одной из осколков ее жизни она на самом деле могла что-то изменить. Отсюда это укоренившееся ощущение, что делает она недостаточно.