Черная звезда на счастье
Шрифт:
– Привет, крошка, - вдруг сказал он, когда она вышла из своей спальни без парика. И попытался поднять ее, чтобы поцеловать, как мужчины целуют шаггитеррианок на улице. Начав сопротивляться как сумасшедшая, Асхелека сразу добилась того, что отец поставил ее на пол, отступив, но на его лице отразилась растерянность, и он скрылся в своей спальне, так и не узнав, что пытался поцеловать свою дочь. Но не как дочь, а как женщину. После этого она еще долго стояла на месте, прижавшись к стене, не в силах успокоить бешеное сердцебиение и осознать мысль о том, что пришло время обратиться за помощью – чем бы это
И все же ей потребовалось минут тридцать, чтобы решиться. Много раз она начинала набирать номер на коммуникаторе и останавливалась, сидя на коленях возле лежащего на полу отца. Но он все не приходил в себя, и, наконец, Асхелека набрала проклятый номер. Замирая от ужаса, она прищемленным голосом продиктовала оператору их адрес и причину вызова: потеря сознания, высший телепат.
Когда приехали врачи – их было двое – их брови поползли вверх. Асхелека отвела взгляд, глядя в сторону. Впервые за всю жизнь она предстала перед кем-то, кроме отца, без парика. Но надевать его смысла уже не было – ведь прямо сейчас ее отца просканируют, и все узнают про нее.
Ее сознание словно застыло, уже не посылая сигналов о страхе или смущении. Остались только апатия и безразличие. Чувствуя себя преступницей, пойманной после побега, она молча ждала, когда они осмотрят ее отца и вызовут полицию, но все произошло совсем не так, как ей представлялось.
Доктора не разговаривали – точнее, разговаривали телепатически, поняла она, краем глаза следя за тем, как они занимаются с отцом. К высшему телепату присылают только высших – а они могли направлять друг другу мысли, глядя в глаза. Поэтому понять, что с отцом и каков диагноз, ей не удалось. Его положили на носилки и вынесли наружу, загрузив в медицинский транспортер. Один врач остался с ней, но, к ее удивлению, он не торопился вызывать полицию, а просто взял ее за руку и потрепал по голове, словно ей было лет пять:
– Ты молодец, что сумела вызвать помощь. Я отведу тебя домой, хорошо?
«Я уже дома», - хотела возразить Асхелека, но почему-то послушно кивнула. И пошла за врачом вдоль улицы, растрепанная, в домашних шлепках и линосе, с распущенными волосами. Навстречу шел сосед, и она быстро опустила глаза, но он скользнул взглядом по рыжей гриве и не узнал. Лихорадочно соображая, что делать – может, все-таки попробовать объяснить что-то врачу? – Асхелека никак не могла решиться. Ее приняли за девушку из дома удовольствий.
Ошибка врача, пусть он даже высший, ее не удивляла: отец давно навесил на ее эмоции мощный блок, который почти не пропускал вовне негативные чувства. Поэтому «фонила» она как обычная шаггитеррианка: умеренный оптимизм довольной жизнью слабоумной женщины. До тех пор, пока она не скажет, никто и не поймет, что она полноценна. Если только Асхелека сама себя не выдаст.
И она решила себя не выдавать. Просто она не готова пока оказаться в полиции. Ей нужно было хоть немного прийти в себя от шока и решить, что делать дальше.
Врач довел ее до единственного в Амдине дома удовольствий: красивая кованая ограда, узорчатые ворота, распахнутые в пышный ухоженный сад. Помахав доктору рукой, старательно копируя улыбки шаггитеррианок, которые раньше сто раз видела, Асхелека решительно прошла
Через пару часов Асхелека совсем успокоилась: в саду, действительно, легко получалось оставаться незаметной. Если не думать о том, зачем здесь находятся девушки, место выглядело приятным. Тут и там стояли столики с едой и напитками, шаггитеррианки веселились, играя друг с другом в прятки, и пару раз на них шикала управляющая – пожилая шаггитеррианка, которая выходила в сад для проверки всякий раз перед тем, как появлялся клиент.
Мужчины, в основном крылатые, приходили чаще, чем она ожидала – с опозданием Асхелека вспомнила, что город в последние дни наполнился военными, которые прилетали со всех сторон на турнир – кто-то в качестве участника, кто-то – чтобы попасть на трибуны. В ожидании главного развлечения мужчины не забывали и о более прозаичных усладах. На случай, если ее выберут, план у Асхелеки отсутствовал, и она уповала лишь на то, что этого не случится, держась все время как можно дальше от глаз управляющей и клиентов.
Это, в сущности, не составляло труда – остальные девушки сбегались к приходящим мужчинам, соревнуясь за право быть выбранными. Они хватали улыбающихся офицеров за руки и заглядывали в глаза, кокетливо приподнимали юбки, демонстрируя бедра, и улыбались так широко, как только могли. Асхелека тоже улыбалась, когда по ней скользили случайные взгляды, чтобы не выделяться, но держалась подальше, и ее никто не трогал. У девушек никаких подозрений она тоже не вызывала – шаггитеррианки как правило вели себя очень доброжелательно со всеми, кто бы ни пришел.
К вечеру, когда начнется турнир и клиентов уже не будет, девушка планировала выбраться из сада и прокрасться домой, но до тех пор на улицах ей лучше не появляться – одинокую шаггитерианку с большей вероятностью мог прибрать к рукам какой-нибудь прохожий, которому лень дойти до дома удовольствий.
Но, к сожалению, ее плану не суждено было претвориться в жизнь.
Сразу после заката, когда в саду резко потемнело, появилась управляющая в сопровождении сразу трех новых клиентов. Эти офицеры показались Асхелеке немного крупнее, чем те мужчины, которых она видела днем, и их форма выглядела немного иначе. Рубашки в темноте буквально слепили глаза белизной, и выглядели идеально отглаженными, пряжки ремней блестели как новенькие. Все в их одежде, выправке и даже походке говорило о том, что они из какой-то необычной команды. И то, как суетилась перед ними управляющая – тоже.
Всех девушек заставили построиться в одну линию, и Асхелеку пробрала дрожь, когда она заметила, сколь внимательно скользят по каждой три пары мужских глаз. Их осталось не так уж много – большинство девушек, исчезнувших с клиентами днем, еще не вернулись, и перед новыми гостями предстало восемь шаггитерианок, включая ее. На губах девушки замерзла испуганная улыбка, сил смотреть им в глаза просто не было, хотя остальные делали именно так, и в целях маскировки ей тоже следовало поступить так.