Чернее, чем тени
Шрифт:
Теперь Лаванда увидела: и вправду, рытвины были соединены, перетекали одна в другую. Вот широкая пиала, а вот от неё отходит правильный прямоугольник. От него же каскад ступенек поднимается ввысь, к большой плоской плите, а оттуда, наверно, вода устремляется вниз, как с обрыва, и с грохотом разбивается о гладь пруда, взбаламучивает спокойную ширь и тонет в ней. Но сейчас только неподвижные каменные уступы стояли здесь. Царили молчание и дремлющий покой.
– Правда, – продолжал Феликс, – говорят, горожане не оценили результат: называли Пихтаря вредителем и самодуром. В парк почти перестали ходить, хотя это всегда
За фонтаном – по ту сторону каскада и плоской плиты – виднелось старое здание, и вид его чем-то привлёк Лаванду. Оно стояло в глубине парка, среди зарослей кустов и, утратив, видимо, со временем все яркие краски, терялось в зеленоватых тенях. Но даже и так оставалось заметным, что когда-то оно было очень красивым.
– А что это за дом?
– Какой? – Феликс обернулся. – А. Это дэка.
– Что? – не поняла Лаванда.
– Дворец Культуры. «Дэ Ка» – сокращённо. Ну, то есть сейчас это давно уже никакой не дворец, но в прошлые века здесь часто собиралась творческая богема. Писатели, художники, музыканты… Устраивали тут сходки.
– Что, правда? А известные люди там бывали?
– И известные тоже. Никогда же не знаешь заранее, кто станет известным, а кто нет, – Феликс как-то странно всматривался в «дворец», будто видел что-то, чего там не было.
– Давай подойдём? – предложила Лаванда. Она и сама не знала, чем притягивает её старое здание, но почему-то очень хотелось оказаться ближе, погулять около него.
Феликс не возражал и даже как будто обрадовался. Подойдя, они остановились у широкого крыльца. Мраморные ступени в сетке трещин, будто шлейф платья, спускались к сухой траве; по бокам от них изломанной линией тянулись парапеты, а наверху, закрывая от взоров дверь вовнутрь, поддерживали скат крыши изящные колонны.
– А сейчас тут что-нибудь есть? – спросила Лаванда.
– Насколько я знаю, нет, – протянул Феликс. – Вроде одно время тут пробовали устроить музей, но что-то не пошло. Сейчас изредка используют для всяких выставок или чего-то в этом роде. Но большую часть времени здание пустует.
И правда, «дворец» явно был заброшен. Краска на стенах потрескалась, местами осыпалась штукатурка. Большинство окон были заставлены кусками картона или фанерой. Здесь давно не встречалось людей.
– А когда это было – когда они тут собирались? – поинтересовалась Лаванда.
– Это было их знаковое место из века в век, пока не пришло запустение, – чуть улыбнулся Феликс. – Последние встречи проходили, наверно, лет восемьдесят назад. Как раз в «чёрное время».
– А сейчас этого нельзя, да?
– Почему, можно. Просто это никому не надо.
Они примолкли. Лаванда оторвала взгляд от лестницы и фасада, обернулась и – что это? На момент ей показалось, что кусты шевелятся, что по гравийным дорожкам парка пронеслось лёгкое движение – и вот они, те, кто жили тут десятилетия назад; они все по-прежнему здесь – танцуют в закатном свете старинный вальс. Один только миг, а потом снова всё исчезло, и снова было пусто и молчаливо.
– Вот были тогда люди, – как-то мечтательно и в то же время с горечью
Он вдруг замолчал и с подчёркнуто жизнерадостным интересом начал осматриваться по сторонам.
– Не то что – что? – переспросила Лаванда.
– Ничего. Не обращай внимания.
Они не спеша двинулись обратно. Уже замаячил впереди выход из парка, но, проходя мимо собравшихся на асфальтовых дорожках людей, Лаванда притормозила. Сейчас (видимо, по контрасту с тишиной) особенно чётко стало слышно, что чуть заметный резонирующий гул невысказанных мыслей был, он не померещился. И то, что входило в резонанс, было…
Это была тревога.
Это была спешащая, отводящая быстрый взгляд тревога, за спешкой и брызжущей активностью скрывающая страх потерять в секунду всё. Это было желание успеть пожить на полную катушку сейчас, потому что потом будет только хуже: сомкнутся стены, закроются окна и двери и нельзя будет даже того, что всё ещё можно.
То же, – вспомнила Лаванда, – смутно было рассеяно и по всему городу, от окраинных улочек до главных проспектов, оно курилось над землёй и по домам и деревьям поднималось к нахмуренному небу. Но тут – вблизи от центра, в толпе людей – ощущалось отчётливее. Будто тень висела над Ринордийском.
Будто тень висела над душами людей.
– Феликс?
– Мм-да?
– А в Ринордийске всё спокойно?
Феликс взглянул одновременно с интересом и настороженностью:
– А почему ты спрашиваешь?
– Мне кажется… что-то не так с этим местом. И что-то не так с этими людьми. Вообще со всем городом. Как будто что-то угрожает. Что-то большое, тёмное. Как будто пока всё нормально, но оно выжидает.
– Ты тоже это чувствуешь? – быстро проговорил он.
– Да… Так оно и вправду есть? Это не кажется?
– Не кажется, – Феликс отвёл взгляд. Зачем-то быстро огляделся по сторонам. – В Ринордийске действительно не всё спокойно. Если хочешь, я тебе расскажу. Но только не здесь.
– Хочу, – закивала Лаванда. Конечно, она хотела. Кто откажется узнать тёмные пугающие тайны.
– Тогда пойдём к фонтану. Там безопаснее.
4.
Они прошли в дальнюю, совсем безлюдную сейчас часть парка. Котлованы и траншеи сходились здесь к одному огромному и глубокому круглому фонтану. В центре его возвышалась зеленоватая статуя: воинственная дева заносила меч над припавшей к земле и готовой к прыжку мантикорой. Наверно, этот вид поражал воображение, когда фигуры стояли начищенные до блеска и орошённые брызгами воды, но сейчас они были как старое воспоминание о величии и красоте.
Феликс присел на бортик фонтана, жестом пригласил Лаванду устроиться рядом.
Каменный бортик оказался довольно холодным, да и было вокруг странно, точно в брошенном на зиму городе, где никто не живёт.
– А почему тут? – спросила Лаванда.
– Здесь некому подслушивать. Летом тут толпы людей и говорить о чём-то небезопасно, но до того, как заработают фонтаны, сюда никто и не посмотрит. Зимой на это место вообще не обращают внимания.
Она невольно обернулась в поисках людей, которым зачем-то понадобилось подслушивать их разговор, но здесь и правда никого не было, кроме них двоих. Только прохладный ветер гулял в пожухшей стелящейся траве и над пустой чашей фонтана.