Черника в масле
Шрифт:
Под личными карточками он понимал листки бумаги, на которых были по-русски указаны имена и фамилии каждого пассажира, его гражданство и адрес. Для раненых, помимо этого, стараниями Артамонова, Марины и Аси были перечислены полученные травмы, сделанные операции, какое лечение применялось и рекомендации по дальнейшим действиям – короче говоря, краткая история болезни.
– Главное – не волнуйтесь. Всё очень скоро закончится. Давайте вместе надеяться, что закончится хорошо.
Смирнов дождался, пока пастор закончит перевод – тот явно добавил что-то от себя и несколько фраз адресовал напрямую Хелен Шэннон – а потом кивком головы указал ему на дверь.
– Пойдёмте. Вам пора отправляться, чтобы успеть на наблюдательный
Они вышли из салона. Группа была уже готова. Николай, Новиков, Лёша. Серёга протянул Андрею широкую лапищу:
– Давай, шеф, удачи. Не задерживайся там. Пастор, захватите этот рюкзачок и выдвигаемся.
Они загрузились в передний джип, который должен был их подбросить поближе к деревне. Вторая машина с пулемётом на крыше уже убралась с дороги. Через полминуты Смирнов остался совсем один рядом с автобусом, из которого доносились приглушённые стоны.
Нужно было выждать несколько минут, дать группе наблюдения время подобраться поближе. Он обошёл автобус так, чтобы его не было видно из салона. Вынул из кармана пачку сигарет – нарочито простых, без фильтра. Чиркнул спичкой, прикурил, взмахом погасил пламя и спрятал обугленную палочку обратно в коробок. Глубоко затянулся. Ещё раз прокрутил в мозгу предстоящие действия. Всё ли они рассчитали правильно? Опыт подсказывал, что так никогда не бывает. В любой момент может случиться, что угодно. Он старательно отгонял от себя мысли, услужливо рисовавшие варианты один хуже другого. Где-то на задворках сознания настойчиво крутилось услышаное когда-то: «Надежда – это не стратегия». Однако, невзирая на столь очевидный тезис, а так же богатый опыт жизни в стране, которая уже добрых сорок лет болталась из стороны в сторону, как корабль в бурю, он всё же надеялся, что сегодняшний день пройдёт именно так, как они планировали. Должно же хоть что-то в этой жизни происходить так, как задумано.
– Ладно. – Он глянул на наручные часы с треснувшим стеклом и вытертым кожаным ремешком. Сиди, не сиди, а дело само не сделается. – Пора.
Затушил бычок о бампер и залез на водительское место. Хлопнул дверцей, закрыл гармошку в салоне, посмотрел в большое зеркало заднего вида, встретился там с десятком встревоженных взглядов. От вида этих глаз ему стало немного стыдно: «Вот кто сейчас точно сидит на измене». Чуть не убились в самолёте, едва не утонули в болоте, очутились у чёрта на рогах, вдали от своего привычного, комфортного мирка.
«Да, ребята, огребли вы приключений».
Андрей завёл двигатель, снял автобус с ручника. Хотел тронуться мягко, но на передаче машину дёрнуло и в спину ему дохнуло общее оханье.
«Поехали».
Мотор работал с надрывом, коробка передач при переключении стучала и звенела шестернями. Татарин привёл машину в работоспособный вид, но до нормального состояния ей было ещё далеко. Хорошо бы дожила до возвращения на базу. Если всё пойдёт нормально, пригодится перевозить остальных.
Нервишки пошаливали. Ладони вспотели и скользили на руле. Хорошо бы нацепить перчатки, кабы не одна деталь – обычный местный водила так не поступит. За спиной по-прежнему стонал и жаловался женский голос. Остальные пассажиры в массе своей притихли. Навстречу бежала песчаная дорога в окружении леса – две светлые колеи с ёршиком из зелёной травы посередине. Впереди галерея из обрамлявших её деревьев упиралась в сплошную зелёную стену – противоположную сторону шоссе, на которое они должны были выехать. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что от него остались рожки да ножки: сплошные ямы, колдобины, полные старого, размолотого в труху щебня вперемешку с пылью, островки потрескавшегося, осыпающегося по краям асфальта.
«Придётся маневрировать. Потерпите, бедолаги».
Автобус зарычал двигателем, вскарабкиваясь на шоссе и – началось. Руль налево, руль направо, объезжаем рытвину здесь, там уходим на обочину, газ, тормоз. Все прелести вождения в русской глубинке.
Смирнов остановился, внимательно осмотрелся. Прямо перед ним дорога переходила в деревенскую улицу. Ямы и выбоины здесь были заботливо засыпаны щебнем и асфальтовой крошкой. По обе стороны до самого леса тянулись огороженные жердями выгоны, на которых паслись несколько коров. Впереди за ними начинались дощатые заборы, правда, сразу было заметно, что на окраине зажиточные люди не живут – ограды в основном были низкими, редкими, некрашеными и покосившимися. Один из домов, стоящий с правой стороны за таким, с позволения сказать, забором, вообще казался заброшенным. В некоторых окнах высокого второго этажа не хватало стёкол. Часть деревянных досок вагонки, покрывавших стены и некогда выкрашенных в зелёный цвет, были выломаны, сквозь дыры виднелся могучий сруб из толстых брёвен, до которого теперь добралась сырость. Основание дома тонуло в зарослях травы, лопухах и крапиве.
Нормальное жильё начиналось дальше, через два-три подворья. Заборы становились сплошными, поднимались выше человеческого роста, из-за них выглядывали короба добротных, массивных северных домов. По обе стороны улицы возникли непрерывные ленты деревянных тротуаров, иногда превращавшиеся в мостики над заросшими одуванчиками сточными канавами.
Андрей вёл автобус, искоса поглядывая на схему, нарисованную на тетрадном листе в клеточку. Людей на улицах практически не было. Только на повороте в боковой проулок возник из-за угла высокой дощатой изгороди белобрысый мальчишка лет десяти-двенадцати. Удивлённо уставился на незнакомую машину, проводил её взглядом несколько секунд, а потом подскочил на месте и умчался вдоль по улице. Кудлатая дворняга, дремавшая у глухой калитки соседнего дома, подняла голову, нерешительно гавкнула пару раз, после чего видимо осознала, что перед ней машина не из местных. Немедленно и бесповоротно проснувшись, барбосина подхватилась с места, перескочила одним махом канаву и залилась неистовым лаем возле правого борта автобуса. Эхом на её визгливое тявканье из-за высоких оград посыпалась волна разноголосого гавканья. Под этот шумный аккомпанемент Смирнов свернул налево и повёл машину к тому месту, которое было отмечено на схеме жирным крестом.
Ещё один перекрёсток, ещё.
Начали попадаться люди. Все, как один, останавливались и провожали автобус глазами. Андрею сделалось как-то совсем не по себе. В ушах начал колотиться монотонный и однообразный ритм басового барабана. Бум. Бум. Кровь била равномерно и гулко, напрочь заглушая женский стон за спиной.
Выехали на небольшую площадь. Слева от неё красовалось первое попавшееся им за сегодня каменное здание – невысокий двухэтажный корпус из силикатного кирпича, с широким низким крыльцом, прикрытым сверху козырьком из железобетонных плит, опирающимся на круглые колонны. Типовой проект для районной сельской больницы.
Андрей сделал по площади полукруг, развернулся так, чтобы оказаться пассажирскими дверьми к больничному крыльцу. Заглушил мотор. Бросил взгляд в зеркало заднего вида, потом обернулся в салон. Чуть заметно кивнул, после чего распахнул дверцу и вышел наружу. После шума мотора буханье барабана в ушах стало ещё заметнее. Бум. Бум. Бум. Обходя автобус спереди, Смирнов бросил косой взгляд в сторону, в пятидесятиметровый промежуток между углом больничного здания и забором ближайшего дома. На расстоянии примерно в полкилометра виднелась стена леса. Он знал, что сейчас оттуда за ним и за всем, что происходит на площади, внимательно наблюдают четыре пары глаз. Отчаянно пытаясь придать лицу невозмутимое выражение, Андрей направился к входу.