Чернильная кровь
Шрифт:
Баста рассмеялся. Он вскочил на жернов и сверху вниз посмотрел на Сажерука. Сейчас Баста стоял прямо под воронкой. «Ну, скорее, — поторопил себя Фарид, поджег вторую связку соломы от первой и поднес обе к отверстию воронки. — Будем надеяться, что дерево так сразу не загорится. Будем надеяться, что солома проскользнет вниз. Будем надеяться». Он обжег пальцы, пропихивая вниз горящие связки, но не обратил на это внимания. Сажерук был в ловушке, и Мегги вместе с ним. До обожженных ли тут пальцев?
— Да, Небесный Плясун двигался слишком медленно, бедняга, — мурлыкал Баста, перекидывая нож из руки в руку. —
Наконец! Фарид протолкнул горящую связку. Воронка проглотила ее, как мешок с зерном, и выплюнула Басте на сапоги.
— Огонь! Откуда огонь? — Это был голос мельника.
Работник закричал, как бык, увидевший топор мясника.
Пальцы у Фарида болели, на коже лопались пузыри, зато огонь плясал — он поднимался вверх по ногам Басты, хватал его за руки. Баста испуганно отшатнулся, упал с жернова спиной назад и до крови расшиб голову о край. Да, Баста боялся огня, боялся даже больше, чем сглаза, от которого оберегался амулетами.
А Фарид скатился по ступеням вниз, оттолкнул работника, смотревшего на него, как на призрака, подскочил к Мегги и потянул ее за собой к окну.
— Прыгай! — крикнул он. — Прыгай вниз! Скорее!
Мегги дрожала. Волосы у нее были все в муке. Она зажмурилась — и прыгнула.
Фарид искал глазами Сажерука. Тот говорил с огнем, пока мельник и его работник отчаянно колотили по горящей соломе пустыми мешками. Огонь плясал все выше, несмотря на их усилия. Он плясал для Сажерука.
Фарид присел на корточки в открытом окне.
— Иди сюда! — крикнул он Сажеруку. — Иди сюда! Ну иди же!
А где же Баста?
Сажерук оттолкнул мельника и побежал сквозь огонь и дым к Фариду. Фарид перебросил ноги через подоконник и уже снаружи уцепился за карниз, увидев, как Баста с трудом поднимается с жернова. Руки у него были в крови, натекшей с затылка.
— Держи его! — крикнул он Мяснику. — Держи Огнеглота!
— Скорее! — крикнул Фарид, ища ступнями опору на стене под собой.
Но Сажерук, бежавший к окну, споткнулся о мешок с мукой. Гвин спрыгнул с его плеча и бросился к Фариду. Когда Сажерук поднялся на ноги, между ним и Фаридом стоял, кашляя от дыма, Мясник с обнаженным мечом.
— Прыгай скорее! — донесся до Фарида голос Мегги.
Она стояла прямо под окном и расширенными от страха глазами смотрела вверх, на него. Но Фарид соскочил обратно в горящую мельницу.
— Ты куда? Пошел обратно! — крикнул ему Сажерук.
Фарид ударил Мясника сзади горящим мешком. Одежда на нем заполыхала. Мясник зашатался, то колотя мечом по языкам пламени, то делая выпады в сторону Сажерука. В ту минуту, когда Фарид снова спрыгнул в горящую солому, он поранил Сажеруку острым лезвием ногу. Сажерук пошатнулся, прижал руку к бедру, а Мясник снова занес меч, обезумев от ярости и боли.
— Нет!
Собственный крик оглушил Фарида, когда он бросился на Мясника. Он кусал его за плечи, пинал, колотил, пока злодей не выронил меч, уже почти приставленный к груди Сажерука. Фарид столкнул Мясника в огонь, хотя тот был на целую голову выше. Отчаяние придает силы. Юноша хотел броситься и на Басту, который, кашляя, возник в дыму,
А Басту пожирал огонь.
50
ЛУЧШАЯ ИЗ ВСЕХ НОЧЕЙ
— Ешь, — сказала Мерло.
— Никак не могу, — сказал Десперо, отстраняясь от книги.
— Почему?
— Это разрушит всю историю, — ответил Десперо.
Никто из них позже не мог вспомнить, как они ушли от мельницы. Перед Фаридом вставали лишь отдельные картины: лицо Мегги, когда они спускались по берегу, кровь на воде, когда Сажерук прыгнул в реку, дым, который все еще поднимался столбом на горизонте, когда они уже больше часа брели по холодной воде. За ними никто не гнался — ни Мясник, ни мельник со своим работником, ни Баста. Только Гвин вдруг оказался рядом с ними на берегу. Глупый Гвин.
Была глубокая ночь, когда Сажерук с бледным от усталости лицом вышел наконец на берег. Он без сил опустился на траву, а Фарид тем временем напряженно вслушивался в темноту, но там слышался лишь непрерывный громкий рокот, словно шумное дыхание огромного зверя.
— Что это? — прошептал он.
— Море. Ты уже забыл его звук? — сказал Сажерук.
Море. Гвин запрыгнул Фариду на спину, когда тот осматривал ногу Сажерука, но юноша прогнал его.
— Брысь! — прикрикнул он на куницу. — Беги на охоту! Ты сегодня уже достаточно натворил.
Он выпустил Пролазу из рюкзака и стал рыться там, ища, чем перевязать рану. Мегги выжала свое мокрое платье и присела рядом с ними.
— Это серьезно?
— Ерунда! — сказал Сажерук и все же вздрогнул, когда Фарид стал очищать глубокий разрез. — Бедняга Небесный Плясун! — пробормотал он. — Однажды он улизнул от смерти, и все же старуха с косой его догнала. Кто знает, может быть, Белые Женщины не любят, когда у них вот так уходят из-под носа.
— Это я виновата. — Мегги говорила так тихо, что Фарид с трудом разбирал слова. — Я страшно виновата. И погиб он зря. Ведь теперь Фенолио все равно нас не найдет, что бы он ни написал.
— Фенолио. — Сажерук произнес это имя, как название болезни.
— Ты их тоже чувствовал? — Мегги подняла глаза на Фарида. — Мне все время казалось, что я кожей чувствую его слова. Я думала, что они сейчас убьют Сажерука и мы ничего не сможем сделать.
— Но мы смогли! — с вызовом сказал Фарид.
Сажерук откинулся назад и посмотрел на звезды.
— И впрямь? Посмотрим! Может быть, старик тем временем придумал для меня что-нибудь иное и смерть просто затаилась на другом углу.