Чернильная кровь

Функе Корнелия

Реза не ответила. Она знала штучки Мортолы. Отлично знала.

— Так что? Может, мне ему рассказать? — Мортола вглядывалась в ее лицо, как кошка перед мышиной норой.

— Конечно, — прошептала Реза. — Расскажи ему. Все, что ты можешь ему сказать, он и так знает. Я вернула ему все годы, что вы у нас украли, слово за словом, день за днем. Мо знает и то, что ты у родного сына жила в подполе и он перед всем светом выдавал тебя за экономку.

Мортола хотела залепить ей пощечину, как она это часто делала со служанками, но Реза удержала ее руку.

— Он жив, Мортола! — бросила она ей в лицо приглушенным

голосом. — Эта история еще не закончилась, и его смерть в ней не записана. Зато о твоей нашепчет тебе моя дочь за то, что ты сделала с ее отцом. Вот увидишь. И тогда я посмотрю, как ты умираешь.

На этот раз ей не удалось перехватить руку Мортолы, и щека у нее горела еще долго после ухода Сороки. Сидя на холодном полу, она чувствовала взгляды сокамерников, как пальцы, прикасающиеся к лицу. Мина первой нарушила молчание:

— Откуда ты знаешь старуху? Она варила яды у Каприкорна.

— Знаю, — тихо ответила Реза. — Я была ее рабыней. Много лет.

55

ПИСЬМО ОТ ФЕНОЛИО

Значит, есть мир, Чью судьбу определяю я? Время, которое я связываю цепями букв? Жизнь, которой я могу распоряжаться? Вислава Шимборска. Страсть к писательству

Сажерук спал, когда вошла Роксана. За окном было уже темно. Фарид и Мегги ушли на берег, а он прилег, потому что нога болела. Увидев в дверях Роксану, в первое мгновение он подумал, что грезит наяву, как случалось с ним по ночам. Ведь когда-то давно он был здесь с ней. И комната выглядела тогда точно так же, и он лежал на таком же мешке соломы с изрезанным, липким от собственной крови лицом.

Волосы Роксаны были распущены. Может быть, поэтому он так живо вспомнил ту давнюю ночь. У него до сих пор замирало сердце при этом воспоминании. Он тогда чуть не сошел с ума от боли и страха, он полз на четвереньках, как раненый зверь, пока Роксана не нашла его и не привезла сюда. Хитромысл его сперва не узнал. А потом влил ему в рот что-то, от чего он заснул, а когда проснулся, в дверях стояла Роксана — точно так, как сейчас. А когда раны не затянулись, несмотря на все искусство цирюльника, она пошла с ним в Чащу, в самую глубь, к феям — и оставалась с ним до тех пор, пока лицо его не зажило настолько, что можно было снова показаться людям. Наверное, не много на свете людей, у которых любовь к женщине написана на лице ножом.

Но что он сказал ей, вдруг увидев ее здесь?

— Что ты здесь делаешь?

Сажеруку хотелось откусить себе язык. Почему не сказать ей, что он тосковал по ней так, что десять раз готов был повернуть обратно?

— И правда, что я здесь делаю? — откликнулась Роксана.

Прежде она повернулась бы и ушла, услыхав такой вопрос, а теперь только улыбается так насмешливо, что он смутился, как мальчишка.

— Где

ты оставила Йехана?

— У подруги. — Она поцеловала Сажерука. — Что у тебя с ногой? Фенолио сказал мне, что ты ранен.

— Уже лучше. Зачем тебе этот Фенолио?

— Ты его не любишь. Почему? — Роксана погладила его по лицу.

До чего же она хороша.

— Скажем так: у него были на меня виды, которые мне не нравились. Старик случайно не передал с тобой чего-нибудь для Мегги? Письма, например?

Она молча достала его из-под плаща. Вот они — слова, которые должны стать правдой. Роксана протянула ему запечатанный пергамент, но Сажерук покачал головой.

— Отдай его лучше Мегги. Она на берегу.

Роксана с удивлением взглянула на него:

— Похоже, ты боишься клочка пергамента.

— Да, — сказал Сажерук, беря ее за руку, — боюсь. Особенно когда на нем писал Фенолио. Пойдем поищем Мегги.

Мегги смущенно улыбнулась Роксане, когда та протянула ей письмо, и мгновение с любопытством переводила глаза с нее на Сажерука, но тут же забыла обо всем, взяв в руки послание Фенолио. Она поспешно сломала печать, чуть не порвав пергамент. Там оказалось три густо исписанных листка. На первом было письмо, которое Мегги, пробежав глазами, небрежно сунула за пояс. Слова, которых она так ждала, покрывали два других листа. Глаза Мегги так быстро бегали по строкам, что Сажеруку трудно было поверить, что она и вправду читает. Наконец она подняла глаза, взглянула в сторону крепости и улыбнулась.

— Ну, что пишет этот старый черт? — спросил Сажерук.

Мегги протянула ему исписанные листки.

— Не то, чего я ожидала. Совсем другое, но очень хорошо. На, взгляни сам.

Он нерешительно взял пергамент кончиками пальцев, словно опасаясь обжечься.

— С каких пор ты умеешь читать? — Роксана так изумилась, что он невольно улыбнулся.

— Мать Мегги меня научила.

«Дурак! Зачем ты ей это говоришь?» Роксана посмотрела на Мегги долгим взглядом, пока он с трудом разбирал почерк Фенолио. Реза обычно писала для него печатными буквами.

— Может получиться, правда? — Мегги смотрела ему через плечо.

Море рокотало, как будто соглашаясь с ней. Да, может, что-то и получится… Сажерук шел за буквами, словно по опасной тропе. И все же это была тропа, и вела она прямо в сердце Змееглава. Но роль, которую старик отвел в этой затее Мегги, Сажеруку совсем не понравилась. Ведь Реза просила его присмотреть за дочерью.

Фарид с несчастным видом смотрел на буквы. Он так и не научился читать. Сажеруку иногда казалось, что юноша считает крошечные черные значки колдовством. Да и что еще мог он о них думать после всего, что ему пришлось пережить?

— Да расскажите же наконец! — Фарид нетерпеливо переминался с ноги на ногу. — Что он там пишет?

— Мегги придется отправиться в крепость, прямо во дворец Змееглава.

— Что? — Юноша оторопело посмотрел сначала на Сажерука, потом на Мегги. — Нет, так нельзя! — Он схватил Мегги за плечи и повернул к себе. — Не можешь ты туда идти. Это слишком опасно!

Бедняга. Конечно, она туда пойдет.

— Так написал Фенолио, — сказала она, стряхивая с плеч руки Фарида.

— Не мешай ей, — сказал Сажерук, возвращая Мегги листы. — Когда ты собираешься читать?