Чернильная кровь
Шрифт:
Сажерук попытался сделать равнодушное лицо, но по улыбке Небесного Плясуна понял, что ничего не вышло.
— А тот торговец пряностями, что все вокруг нее увивался?
— А что тебе до него? Он уже много лет уехал отсюда, живет теперь, наверное, в большом доме у моря и становится все богаче с каждым мешком перца, который подвозят его корабли.
— Так она не вышла за него замуж?
— Нет. Она вышла за другого.
— За другого?.. — Сажерук снова попытался говорить равнодушно, и снова напрасно.
Небесный Плясун несколько мгновений наслаждался его беспомощностью, а потом продолжил:
— Да, за другого. Бедняга вскоре умер, но оставил
Сажерук несколько мгновений молчал, слушая биение своего сердца. Глупый мышечный комок.
— А девочки?
— Ах да, девочки. Интересно, кто же их отец? — Небесный Плясун снова улыбнулся, как мальчишка, которому удалась злая шалость. — Брианна стала такой же красавицей, как мать. Хотя у нее твой цвет волос.
— А Розанна, младшая?
У нее волосы были черные, как у матери.
Улыбка исчезла с лица Небесного Плясуна, как будто Сажерук стер ее тряпкой.
— Малышки давно уже нет, — сказал он. — Лихорадка. Через две зимы после твоего исчезновения. Тогда многие умерли. Даже Крапива не могла им помочь.
Сажерук рисовал липким от вина пальцем линии по столу. Потерял. За десять лет многое можно потерять. Мгновение он отчаянно пытался вызвать в памяти маленькое личико Розанны, но оно расплывалось, словно он слишком долго старался его забыть.
Небесный Плясун помолчал вместе с ним среди общего шума. Потом с трудом поднялся. Не так-то легко было встать с низкой скамьи с негнущейся ногой.
— Мне пора, дружище, — сказал он. — Я должен отнести еще три письма, два из них в Омбру. Мне нужно быть у городских ворот до наступления темноты, не то стражники опять вздумают шутки ради меня не пускать.
Сажерук все еще чертил линии по темному столу.
Через две зимы после твоего исчезновения — эти слова жгли ему мозг, как крапива.
— А где разбили свои шатры остальные?
— Прямо под стенами Омбры. Милейший внук нашего князя скоро будет отмечать свой день рождения. По этому случаю всех комедиантов и музыкантов приглашают в замок.
Сажерук кивнул, не подымая головы:
— Посмотрим. Может, и я там появлюсь.
Он быстро встал с жесткой скамьи. Девочка у камина посмотрела на них. Примерно столько лет было бы сейчас его младшей дочери, не унеси ее лихорадка. Он протиснулся вместе с Небесным Плясуном мимо полных народа скамей и стульев к выходу. Погода по-прежнему была прекрасная, солнечный осенний день в пестром, как у комедианта, наряде.
— Поехали вместе в Омбру! — Небесный Плясун положил руку ему на плечо. — Мой конь унесет и двоих, а приют на ночь там всегда можно найти.
Но Сажерук покачал головой.
— Не сейчас, — сказал он и посмотрел на глинистую дорогу. — Сперва мне нужно кое-кого навестить.
7
МЕГГИ ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ
Идея пока только брезжила, плавала и мерцала в сознании, как мыльный пузырь, и Лира не решалась даже ухватиться за нее, опасаясь, что она лопнет. Но состояние это было для нее уже привычным: пока что она удовлетворилась этим мерцанием, отвернулась от него, стала думать о другом.
4
Перевод
Мо вернулся, когда они сидели за завтраком, и Реза бросилась его целовать, как будто он отсутствовал несколько месяцев. Мегги тоже обняла отца крепче обычного, радуясь, что он добрался невредимым, но при этом старалась не глядеть ему прямо в глаза. Мо слишком хорошо знал свою дочь. Он сразу понял, что у нее нечиста совесть. И совесть в самом деле страшно мучила Мегги.
Причиной тому был листок бумаги, лежавший наверху в ее комнате среди школьных тетрадок, густо исписанный ее почерком, но чужими словами. Мегги провела не один час, переписывая слова Орфея. Всякий раз, как ей случалось сделать описку, она начинала сначала, опасаясь, что одна-единственная ошибка может все испортить. Добавила она лишь два слова — там, где шла речь о мальчике, в тех предложениях, которые Орфей не стал читать. «И девочку», — вставила Мегги. Два неприметных, обычных слова, до того обычных, что они, надо думать, встречались хоть раз на страницах «Чернильного сердца». Проверить Мегги не могла, поскольку единственный экземпляр находился теперь у Басты. Баста… уже сам звук этого имени напоминал Мегги черные дни и беспросветные ночи, полные страха.
Мо привез ей в знак примирения подарок, как всегда, когда им случалось поссориться: маленький блокнот в переплете собственного изготовления из мраморной бумаги, такого размера, чтобы его удобно было носить в кармане. Мо знал, что Мегги страшно нравится мраморный узор. Ей было девять лет, когда он научил ее, как самой окрасить бумагу такими разводами. Нечистая совесть уязвила ее в самое сердце, когда он положил блокнот возле ее тарелки, и на мгновение ей захотелось все ему рассказать, как она всегда делала раньше. Но ее удержал взгляд Фарида. «Нет, Мегги! — говорил этот взгляд. — Он тебя не отпустит! Никогда, ни за что!» И она промолчала, поцеловала Мо, прошептала «спасибо» и поспешно опустила голову, не в силах выговорить что-нибудь, — такой тяжестью висели у нее на языке несказанные слова.
К счастью, на ее подавленный вид никто не обратил внимания. Все остальные тоже глядели невесело из-за новостей о Басте. Элинор сходила в полицию, как советовал ей Мо, но это посещение отнюдь не улучшило ее настроения.
— Ну что я тебе говорила, — ворчала она, кромсая ножом сыр, словно он был виноват во всех бедах. — Эти кретины не поверили ни одному моему слову. Если в эту форму одеть баранов, толку и то будет больше. Вы знаете, я не люблю собак, но, наверное, придется купить парочку… Таких здоровых черных зверюг, которые разорвут Басту в куски, как только он ступит за садовую калитку. Добстерманов, да, добстерманов! Так ведь они называются, эти псы-людоеды?
— Ты хочешь сказать «доберманов». — Мо подмигнул Мегги через стол.
Сердце у нее упало. Он подмигивает ей, своей обманщице-дочери, которая хочет уйти туда, куда он, по всей вероятности, не сможет за ней последовать. Мать, может быть, ее поймет, но Мо? Нет. Мо не поймет. Никогда.
Мегги до боли прикусила губу, а Элинор тем временем продолжала возбужденно говорить:
— Или я могу нанять охранника. Так ведь делают, правда? С большим пистолетом, или вообще вооруженного до зубов, с ножом, пулеметом и что там еще бывает, и такого роста, чтобы у Басты от одного взгляда на него остановилось черное сердце. Ну как идея?