Чернильное пятно

Лилит Алиса

А тем временем Катя довольно деловито разделась, повалила его на кровать, как- то внезапно села верхом, даже не дав толком его члену встать- и понеслось… Но в этот раз он не мог никак заставить своего "малыша" работать как надо, в конце концов, закрыв глаза, он представил себе всё ту же Лопес, наконец, всё пришло в норму- это он понял по Катиным стонам- и вот он, долгожданный финал!!! Теперь можно ласково спихнуть её, пойти помыться, "отмыться" мелькнуло в голове, и закурить, чтобы не говорить ни о чём.

– Серёжа, в чём дело?– Катя была не дура, поняла, что- то не то… -Что случилось, сладкий?– блин, опять!!

Он помолчал, собираясь с духом, и вдруг совершенно неожиданно для себя ляпнул:

– Я не люблю тебя.

Повисла тишина. Потом, уже другим тоном она спросила:

– Что ты сказал?..

– Ты

слышала.– он посмотрел, наконец, ей в глаза, это было тяжело, и вдруг она совершенно неожиданно расхохоталась. Когда смогла снова говорить, вытирая слёзы, она выдавила:

–Ой, Господи, не могу!.. Серёжа, солнце, кто говорит о любви?.. – наконец, она успокоилась и жёстко сказала, не отводя ставших какими- то ледяными голубых глаз- Какая, к чёрту, любовь?

– Нне понял … И ты можешь…

– Я – да. Когда речь идёт о денежках твоего и моего папаш, я могу всё. И ты сможешь. Иначе найдётся другой, не такой идиот, как ты.

– Ну, всё…– кровь ударила ему в голову, он молниеносно вскочил, стал одеваться.

– Что "всё"?!– вскочила и она.– Неужели наш красивый Кен умеет злиться?! Наш золотой, сладкий мальчик!! Если уйдёшь отсюда, многое потеряешь! Такие, как мы, не имеем права на любовь, только на партнёрство!

И вдруг словно вся сила ушла из него, он сел на кровать, как- то беспомощно посмотрел на неё.

– Катюш … Нельзя так…

– "Зя"… "Низя"…– пожала она плечами.– Не нам с тобой решать. Просто мы не имеем права разрушить то, что с таким трудом выстроили наши отцы.– с каким- то нажимом произнесла она, гладя в пространство, как будто повторяя чужие слова. Потом обернулась к нему,– ты никогда меня особенно не рассматривал…– подняла одну ногу, на гладкой загорелой коже внутренней поверхности бедра виднелись старые, параллельные друг еле заметные чёрточки шрамов, штук шесть, не меньше.– И на другой так же. Знаешь, откуда они? Это папочка мой, когда мне было лет 14- 15, и я решила, что могу дружить с теми, с кем хочу, ходить на дискотеки, краситься, покуривать в подъездах, как все нормальные подростки, преподал мне урок, что мне "зя", а что нет. Знаешь, чем он бил? Электрошнуром, да не по заднице, а здесь, где тонкая, нежная кожа, да ещё так унизительно- ставь одну ногу на стул, сучка, да не смей убирать, так, теперь другую…– слёзы покатились из её глаз.– И я уяснила этот урок на всю свою оставшуюся грёбаную жизнь, кто прав- папочка, и только он! И если он скажет мне выйти замуж за нашу овчарку Рональда, я выйду!!– у неё началась самая настоящая истерика.

Сергей онемел. Затем осторожно обнял её, сначала она вырывалась, потом затихла, иногда судорожно всхлипывая. Он снова вспомнил её отца. Здоровый толстый мужик, с красным, вечно потным лицом, одышкой и тяжёлым взглядом.

– Я ненавижу его… и ненавижу всех, и тебя, и себя…

– Есть выход, Катюш. Скажи ему, например, что я… бросил тебя.

– Какая разница? Не ты, так другой… Такой же Кен. И потом… Он просто решит, что я виновата, и трахнет меня в задницу.

– Что?..

– Шучу, успокойся.– выпрямилась, улыбнулась распухшими губами.– Это образно. А теперь вали и подумай над моими словами.

Но когда он ехал домой, он почему- то подумал, что вряд ли это было просто образно…

Лидия Сергеевна была ещё нестарой женщиной, симпатичной блондинкой с густыми волнистыми волосами, которые она обычно собирала на затылке в пушистую «кулю», позволяя нескольким вьющимся прядкам выбиваться из прически и кокетливо обрамлять лицо с плавными линиями и прелестными светлыми глазами, обрамлёнными недлинными, но пушистыми ресницами. Ещё в юные годы она практически сразу после окончания школы встретила на танцах в их маленьком провинциальном городке такого же молодого светлорусого красавца Аркашу, подающего надежды студента-аграрника, который в то время учился в Озерске, влюбилась в него по уши и очень быстро выскочила за него замуж, сама так никуда и не поступив, чем очень расстроила своих интеллигентных родителей-искусствоведов. Но спорить с единственной горячо любимой и балованной дочерью они не стали, хотя перспектива породниться с полумаргинальной семьёй жениха, где имелись в наличии недалекий

папаша- средней руки механик, ведущий себя в быту так, как будто только что слез с пальмы и освоил палку-копалку, и блеклая молчаливая мамаша- воспитательница детского сада, мягко говоря, не радовала. Но что поделать… Родители невесты тихонько вздохнули, поняв, что свадебку для любимой дочурки придётся организовывать им, поднатужились, залезли в «заначку» и организовалась вполне приличная свадьба, где даже было весело, невеста была чудо как хороша в белом платье, а её папа под рюмочку пустил от умиления за дочку не одну слезу и даже «под это дело» умудрился найти общий язык с «этим гамадрилом»-отцом жениха, которого родители невесты между собой так и прозвали. Приятно поначалу была удивлена знакомством с новой сватьей и мама невесты, ибо в процессе этого самого знакомства выяснилось, что мама Аркадия-дама вполне светская, интеллигентная, неглупая и начитанная, и Аглая Борисовна (мама Лидии) тоже «под это дело» не удержалась и всё-таки задала тот самый вопрос, который мучил многих, в том числе и самого Аркадия :

– Лиз.а, Лиз, (маму Аркадия звали Елизавета Петровна)ну, как так вышло, что ты, ТЫ!.. И он?.. Ну, как?

У Елизаветы Петровны сразу как-то заледенели глаза, и без того светлые (вообще с обеих сторон-и у жениха и у невесты-родня, да и они сами, подобрались все светлорусые и светлоглазые… Елизавета вздохнула, положила свою руку на руку новой родственницы, сжала ее как-то уж слишком сильно и как можно мягче сказала:

–Аглая, душа моя, никогда, НИКОГДА больше не задавайте мне этот вопрос, и тогда мы с вами будем хорошими подругами. Ну, такой он у меня…не поддающийся дрессировке…-и грустно улыбнулась.– зато он не давит никого своим авторитетом, а это очень важно. Живёт и даёт жить другим…

Изрядно захмелевшей Аглае эти слова почему-то тогда показались очень глубокими и мудрыми, она ещё раз внимательно вгляделась в нового свата, который громко ржал, отпускал сальные и глупые шутки, хватал за выпуклые места гостей женского пола, особенно ему приглянулась вертлявая тощая подруга невесты Ленка, хотя там и хватать-то было почти не за что, тискал за плечи малопьющего и от того раскисшего отца Лиды, а, выходя на улицу, чтобы покурить, сморкался там через палец прямо на дорогу… И Аглая, выпив ещё пару фужеров шампанского, окончательно поняла, что да! Этот вот мужик от сохи и от плуга!.. Он свободен от шор и стереотипов, он чист и натурален, как земля русская!.. что она незамедлительно и попыталась донести до нового свата, и чего он, конечно же, не понял от первого до последнего слова, а под конец бессвязной Аглаиной тирады махнул на нее рукой. послал на х… и сказал:-а пошли-ка, дорогая, лучше бахнем! И Аглая, ничуть не обидевшись на то, что её только что послали, залихватски крикнула: а пошли!..

Всё это вдруг всплыло сейчас в памяти Лидии Сергеевны, присевшей на своей красивой кухне выпить чашечку утреннего кофе, и вызвало у неё светлую, немного грустную улыбку, ведь вскоре после свадьбы Аркадий уехал доучиваться сюда, в Озерск, куда и забрал молодую жену. А их родители остались в том заштатном городишке, куда молодые время от времени наведывались.

…Конечно, настоящей дружбы между сватами так и не сложилось, после свадьбы, когда все протрезвели, они смущённо прятали друг от друга взгляды при семейных встречах, кроме отца Аркадия, которому такие тонкости общения и восприятия были незнакомы, и потому он попросту не заморачивался на всех этих «падеде», как он называл попытки соблюдения этикета. Елизавета Петровна после «задушевного» разговора с Аглаей Борисовной стала держаться с той суше и строже, что, в конце концов, стало Аглаю злить, ибо она тоже была «не пальцем делана», но была проще и человечнее в общении.

–Что она о себе возомнила?!-чуть ли не каждое застолье двух семейных кланов заканчивалось тем, что, с облегчением распрощавшись со сватами, Аглая нервно мерила шагами свою гостиную, а её супруг, Сергей Васильевич, сидя в домашнем своём, родном. уютном кресле, виновато выглядывал из-за развернутой газеты, не пытаясь, впрочем, ответить на чисто риторические гневные вопросы жены. А та продолжала свою тираду:– тоже мне. интел-ли-хенция вшивая! Ни поговорить, ни посмеяться, королева сраная, вот спасибо тебе, доченька родимая, удружила с роднёй, так удружила!..