Черно-белая война
Шрифт:
– На себя посмотри, – отбивался Мэлокайн, но губы поневоле расползались в улыбку. Теперь было видно даже человеку, не слишком проницательному: ликвидатор – добродушный великан, который не обижается на мелкие подначки и, если ему доказать, что он не прав, способен согласиться.
Он больше не задавал брату неудобных вопросов, связанных с его романом, а Моргана, если и беспокоилась о чем-то, то лишь поднимала брови и смотрела на Руина столь недоумевающим взглядом, что тому отчего-то становилось стыдно. Хотелось подойти к сестре и объяснить ей, что, даже увлекшись девушкой, он не перестал любить ее,
И не стал ни о чем с ней говорить.
За Катриной он ухаживал по-прежнему. На выставке она увлеченно рассматривала кошек всех цветов и размеров, но Арману все равно казалось, что общение с ним интересует ее куда больше. Она легко согласилась сходить с ним в театр, а потом и в ресторан. Он обычно заезжал за нею к офисному зданию и дожидался, пока она появится из стеклянных дверей, одетая всегда очень скромно и не всегда к лицу, но зато вся светящаяся, будто окутанная светом солнца. Глядя на нее, Руин всегда жалел, что не может проводить с нею столько времени, сколько хочется. Все-таки у него были дела.
Клан Мортимеров вернулся в свою метрополию и рассыпался по своим домам как-то разом. Вчера еще дома пустовали, а утром хозяева и их домочадцы на кухнях уже готовили себе завтраки. Метрополия наводнилась представителями клана, а не только людьми клана. Все вели себя так, будто ничего не произошло, и изумленные соседи тоже не задавали лишних вопросов. Из газет они знали, куда именно пропали Мортимеры, и раз они теперь вернулись, и все идет по-старому, значит, так оно и должно быть.
– Сказать по правде, я не пропустил ни одного заседания Совета, – сказал Руину Мэрлот. – А самым напряженным было то заседание, что собрали через полторы недели после пленения.
– Ты присутствовал там?
– Я же говорю – не пропустил ни одного.
– Я отдал бы все, что угодно, лишь бы увидеть выражение лица патриарха клана Блюстителей Закона.
– Его старшего сына. Бомэйн давно уже не появляется на Совете.
– Что же говорили его глаза?
– Я не смотрел ему в глаза, – проворчал Мэрлот. – Честно говоря, мне тогда было не до того. К тому же подобный шаг был опасен.
– Опасен?
– Ты знаешь, почему нельзя смотреть в глаза хищному зверю? Это знак, что ты вызываешь его на бой. В тот миг я не хотел вызвать на бой сыновей Бомэйна. Можно заставить его удивиться, можно даже обескуражить своим появлением на Совете – но нельзя дать повод думать, будто ты слишком силен.
– Я понимаю, – тихо произнес Руин. – Тебе нужно было время и возможность выручить потомков. Ты хотел дать понять, что тебя довольно связали по рукам и ногам и ты больше не опасен.
– Да, пожалуй. – Мэрлот фыркнул. – Всю жизнь пытался доказать, что безопасен, но мне никто не верил.
Арман рассмеялся, хоть и невесело.
– Думаю, ты давно мог бросить эти бесплодные попытки. Теперь ты уже никого не убедишь в своей безобидности.
– Да. Поэтому надо искать союзников.
– Эндо еще не знает о том, что сын его потомка жив и почти здоров?
– Последнее заседание Совета перенесли. Нет, еще не знает. Илвар уже совсем здоров, регенерация у него, как у настоящего Мортимера. Он уже поверил, что и в самом деле принадлежит к клану Драконов Ночи, и завалил меня целой кучей вопросов, на которые я просто не знал, что ответить. Честно говоря, я рад, что Совет отложили, и я смогу передать Илвара Эндо со всем пакетом документов, которые мы выудили у того черного мага.
– Что же было в тех документах?
– Исследования, которым его подвергали. А также указание на тот интересный факт, что именно Блюстители Закона продали малыша на Черную сторону. Точно так же, как продали весь наш клан.
– Удивлюсь, если после такого известия патриарх одного из самых влиятельных кланов Центра не сорвется с цепи, как пес, которого раздразнили перцем.
– Удивлюсь, если окажется, что у Эндо не хватает здравого смысла давать волю своей ярости лишь тогда, когда это будет выгодно клану… Кстати, ко мне подходил Мэл. Вы действительно хотите спрятать Моргану в убежище?
– Я могу играть своей безопасностью, или безопасностью брата, или даже матери – она и сама отлично умеет за себя постоять. Но сестра – особая статья.
– Думаешь, она согласится пару лет, а то и больше, сидеть в подземелье и не высовывать носа?
– Предложи ей альтернативу ненароком оказаться под этим, как его, Оттаром Акула Ран, верно? Я наводил справки об этом типе. Бьюсь об заклад, парень не откажется от такой возможности. А я ему тогда оторву все, что отрывается. Дабы избежать неприятностей для себя и для нас, своих братьев, она согласится на многое.
Несколько мгновений Мэрлот разглядывал Руина испытующе, остро, будто стремился проникнуть в глубины его мыслей, идей и привычек. Под этим взором молодой человек вдруг ощутил себя совсем юным, и, хоть особой силы в глазах патриарха не чувствовалось, Арман снова почувствовал, что этот человек имеет над ним власть. Руин терпеть не мог подобного ощущения, он начинал бунтовать, совсем как подростки, но сейчас это ощущение почему-то не вызвало в нем волны гнева или отторжения.
Прошло всего двадцать лет – не такой уж большой срок для бессмертного – и молодой маг, прежде буквально помешанный на свободе, начинал понимать, что сама по себе свобода не имеет никакого смысла. Сперва он сделал уступку собственной душе, которая накладывала на его свободу вполне понятные ему ограничения, вроде чести и совести. А потом – семье. Впервые за свою жизнь он подумал, что власть главы дома может быть благом.
– Ты уже привык все решать за Моргану, – сказал патриарх. – Ты даже не спрашиваешь ее, что она думает по тому или иному поводу. Быть может, так лучше для нее, но мне кажется, тебе стоит по-иному взглянуть на твои с ней отношения. Стоило бы поучить девушку все свои проблемы решать самой. Эту жизнь предстоит прожить ей, и только ей. – И, сменив тон, Мэрлот добавил: – Загляни сегодня к Илвару. Он хотел перекинуться с тобой парой слов. Насколько я понимаю, ты пришелся ему по вкусу, как только может понравиться человек, который спас тебе жизнь.