Черно-белая война
Шрифт:
Церемония была довольно короткой – венчающихся не томили ожиданием. Гораздо больше времени заняли поздравления – они растянулись так надолго, что у Катрины заболели ноги. Все остальное – поездка до ресторана и долгое пиршество в «Аэве» – было для нее лишь еще одним испытанием. Даже изысканные лакомства, приготовленные лучшими поварами «Аэвы», ее почти не порадовали. Лишь когда она и ее молодой супруг оказались в его доме, в большой спальне, где односпальная кровать лишь недавно была заменена на двуспальную, а на столике у постели стоял графин с прекрасным красным вином и закуски, девушка вздохнула
Руин обнял ее и прижал к себе. У него были удивительно нежные губы.
– Боюсь, я слишком устала, чтоб проводить первую брачную ночь, – едва шевеля губами, пробормотала Катрина.
– Конечно, дорогая. Само собой. – Он осторожно расстегивал пуговки на ее платье.
– Что ты делаешь, Руин?
– Легко ответить – раздеваю тебя.
– Но… Я же сказала, что…
– А ты собираешься спать одетой? Дорогая, это, наверное, не очень удобно. – Он мягко спустил с ее плеч тонкий белый шелк и уложил жену на кровать. – Ты не против, чтоб я подремал с другой стороны, или предпочтешь, чтоб я устроился на кушетке?
– Ой, мне совершенно все равно. – Она зевнула и уснула, едва коснувшись головой подушки.
Улыбнувшись, Руин укрыл ее одеялом и, аккуратно сложив на кресле венчальное платье, выглянул из комнаты. Он знал, что не один в доме, и, спустившись на первый этаж, обнаружил, что братья и сестра сидят на кухне и ужинают. Они о чем-то негромко беседовали, но, когда молодожен появился в дверях, замолчали, отвлеклись от холодного ужина, состоявшего из мяса, ветчины, хлеба, дорогого сыра и прекрасного вина, которое и следовало пить, заедая сыром. Мэлокайн в изумлении откинулся на спинку кресла.
– Что – уже?
– Брательник, ты наглец. Редкостный. Я же не лезу в твои отношения с моей сестрой… У вас для меня осталось мясо?
– Мяса мало, – ответила Моргана, заглянув в мисочку. – Но есть ветчина, и вообще можно заказать пиццу. Хочешь?
– Зачем заказывать? У меня в холодильнике есть полуфабрикат.
– Приготовить?
– Если тебе нетрудно.
Моргана вытащила из морозилки яркую коробку, открыла ее, вынула завернутый в пищевую пленку полуфабрикат, поставила в микроволновую печь и принялась задумчиво изучать коробку, на которой должен был быть указан рецепт, но его почему-то не оказалось. Дэйн подскочил, как мячик, который ударили ладонью, и притащил из специального холодильника для вина еще четыре бутылки. Поставил брату бокал. Мэлокайн же взял на себя труд подтолкнуть к брату свободный стул.
Ликвидатор смотрел на усталого родича с умилением, с каким, пожалуй, только родители смотрят на своих детей.
– Ну что, – неторопливо спросил он. – Ты счастлив?
Руин фыркнул.
– А то.
Моргане не сразу удалось справиться с микроволновой печью, но в конце концов та загудела, и еще через десять минут сестра поставила перед братом большое блюдо с ароматной пиццей. Руин взял было нож, но Мэлокайн отобрал у него кухонную принадлежность, ловко кинул в раковину и выдернул из-за пояса большой нож. Располосовал пиццу в мгновение ока и подмигнул Дэйну.
– Ну что? Закусывай, а?
– Что посмеиваешься? Я сыт, – но все-таки протянул руку за ломтем пиццы и вонзил в него зубы не без удовольствия.
– И
– Ты-то что волновалась?
– За твою жену. Она такая славная, такая милая. С таким страхом на тебя смотрела…
– Это был не страх, Моргана. Для Катрины просто необычна эта ситуация, и она, конечно, волновалась. Но она меня вовсе не боится.
– Боится, как любая нормальная добропорядочная девушка. Правда, я так и знала, что ты поступишь с ней по-хорошему, сразу не потребуешь…
– Моргана, да хватит. Катрина просто устала, и я оставил ее отдыхать. Хм… Не привык я к местной изысканной кухне. Пицца и мясо – это как-то… привычнее.
– Ничего, жена тебя быстро приучит к хорошей еде, – сказал Мэл. – Она мне показалась очень славной и хозяйственной девушкой. – Он говорил это без намека, но его жена смутилась и потупила глаза. Руин прекрасно знал, что сестра по сей день толком не умеет готовить, плохо представляет себе, как надо убираться в доме, так что хозяйством почти все время занимался Мэлокайн.
– Руин, знаешь, а я научилась готовить борщ, – сказала Моргана смущенно.
– Молодец. Уверен, рано или поздно ты будешь стряпать не хуже своего супруга. Но так ли это обязательно в мире, где готовый обед можно недорого купить в магазине и просто разогреть?
– Вот закончится вся эта неразбериха – куплю нормальный дом и найму слуг, – пробормотал ликвидатор, который лишь теперь сообразил, что его похвалу жена восприняла как упрек себе. – Незачем тебе готовить, любимая. У тебя такие дивные ручки. Не надо их портить.
Руин жевал сочную пиццу и поглядывал на братьев и сестру.
Моргана сильно изменилась за прошедшие двадцать лет. Он помнил ее в Провале – в глазах ее постоянно жил страх. Теперь страха больше не было, девушка стала куда как жизнерадостна, и ее красота расцвела таким пышным цветом (ничто не украшает девушку лучше, чем жизнерадостность), что братья просто боялись выпускать ее на улицу одну. Если ее некому было сопровождать на прогулке, то она обычно сидела дома. Лишь изредка красавица решалась выйти одна, но всегда недалеко – в магазин или в частную библиотеку, услугами которой пользовалась.
Старший брат не мог не заметить, что изменения коснулись не только ее глаз, но и всего поведения. Она перестала бояться нападения, которое, по ее мнению, могло последовать каждую минуту, и ее движения потеряли характерную угловатость и неуверенность, по которой можно отгадать девушку, зараженную «комплексом жертвы». Жизнь в Центре буквально преобразила ее, и Руин этому только радовался.
Братья же нисколько не изменились. Мэлокайн все такими же восхищенными глазами следил за своей прекрасной женой, а Дэйн не стеснялся устраивать выходки, достойные разве что подростка. Глядя на всех троих, Руин впервые задумался о том, насколько же он к ним ко всем привязан. Но если с Морганой и Дэйном все было понятно – старший Арман привык относиться к ним покровительственно еще со времен жизни в Провале – то чувства к Мэлокайну его удивили. Он еще помнил, что двадцать лет назад отнесся к новоявленному родственнику с напряженным недоверием и даже неприязнью.