Черно-бурая лиса
Шрифт:
— …то останешься на второй год, — подсказал я.
— Я этого не переживу! — решительно заявила мама.
— Тогда я вам советую взять репетитора хотя бы на месяц.
— Позор! Как последнему тупице! Дожил!.. — сказала мама.
— Итак, Серёжа, забудь про лето. Никаких турпоходов, лагерей, футболов и плаванья с утра до вечера. Пиши диктанты, больше читай и развивай зрительную память. Как пишется «зрительную»? — спросила Анна Павловна.
— «Тельную», — сказал я, немного подумав.
— Молодец!
— Бывает, бывает… — грустно прошептала мама.
— В общем, до свиданья. В августе я с тобой позанимаюсь. Главное, помни: ты сам кузнец своего счастья… Простите, я очень спешу.
— Угу… Буду ковать железо, пока горячо.
— Видите! Он шутит, — сказала мама.
— Я больше не буду, — пообещал я на всякий случай.
— Всего хорошего. Спасибо, что зашли. — Мама вытерла слёзы и открыла дверь.
Анна Павловна ушла.
Я поплёлся в комнату, уверенный, что нет на свете человека несчастнее, чем я.
Мой отец задержался на собрании. Когда он пришёл, мама сообщила:
— Была Анна Павловна. Она советует взять репетитора.
— Репетитора мы брать не будем, — сказал отец, повесив пиджак на стул.
— Как не будем? — удивилась мама. — Ты шутишь? Ведь ребёнок на краю пропасти! — Отец посмотрел на меня и засмеялся. — Ах, значит, тебе денег жалко? Значит, ты предпочитаешь, чтобы этот шалопай лишний год учился в пятом классе и рос тунеядцем?
— Не захочет учиться — будет работать.
— Дворником? — спросила мама.
— Да. Дворником, — спокойно подтвердил отец.
— Посмотрим, до чего доведёт всех нас твоё олимпийское спокойствие.
Мама ушла на кухню. Она всегда так делала, когда чувствовала, что спорить с отцом бесполезно. А однажды я услышал, как он сказал маме:
«Мы же договорились, что если у нас будет сын, то я играю в воспитании первую скрипку. Мужчину воспитывать труднее…»
— Пап! А почему у тебя олимпийское спокойствие? — спросил я.
— Ты как следует занимаешься? Вытянешь русский? — переспросил он.
С правилами всё в порядке. Только диктатора нужно найти.
— Диктующего, — поправил отец. — И учти: я верю, что ты вытянешь. Если подведёшь, мы перестанем быть товарищами. Думаешь, я не знаю, почему ты завалил язык?
Это была правда. Отец никогда не ругал меня и сохранял олимпийское спокойствие, как Зевс. Но уж лучше бы он ругал меня, как мама, а не грозил порвать товарищество и не обижался, по неделям со мной не разговаривая.
— Ну, а что, если я и вправду родился безграмотным? — спросил я.
— Не хитри! — сказал отец. — Профессор Бархударов тоже родился безграмотным, а стал автором учебника. А мама, думаешь, ещё в пелёнках писала на пятёрки диктанты?
— А почему тогда — я это читал в журнале, — когда Вольтер делал ошибки и ему сказали про это, он ответил: «Тем хуже для орфографии»?
— Пока ты не Вольтер, а Царапкин, ты должен писать без ошибок. Понял?
— Понял… А когда вы вместе учились, мама была ябедой?
— Была одно время, — нарочно громко сказал отец и подмигнул мне.
— Ну?! Как она ябедничала? — спросил я.
— Я одно время любил есть бублики на уроках…
— Она выдала?
— Написала заметку в стенгазету… Лида! Как насчёт чая с бубликами?
Мама принесла из кухни чайник.
— Если бы я тогда не была, как вы говорите, ябедой, — сказала она, — твоего отца исключили бы из школы за плохое поведение.
— На меня Маринка тоже написала заметку. Ни за что не женился бы на ней! — заявил я.
Отец засмеялся.
— Ты думай не о женитьбе, а о диктантах. А ты, отец, запрети ему водиться с твоим подопечным, Пашкой, пока он не затянул его в какую-нибудь историю, — сказала мама. — Твоя доверчивость — это уже не доверчивость, а беспечность!
— Что тебе сделал Пашка? — Я вскочил со стула.
— Под его диктовку ты можешь натворить всё, что угодно… И как ты разговариваешь с мамой?
— Лида, — сказал мой отец, намазывая вареньем бублик, — представь Серёжу на месте Пашки. Он начал новую жизнь. С удовольствием, вот как я сейчас пью чай, работает, а на него косятся, показывают пальцами мамы и пугают своих детей! Приятно?
— Во-первых, я не могла бы быть матерью такого сына. Во-вторых, от таких, как Пашка, нужно держаться подальше. В-третьих, ты можешь заниматься им в своей бригаде, а ты, Серёжа… Я запру в шкаф всё, вплоть до трусиков, если хоть раз увижу тебя вместе с Пашкой! — пообещала мне мама. — Лучше бы ты дружил с Гариком.
Хотелось мне сказать маме, что всё наоборот. Что Пашка не наталкивает меня на плохие поступки, а расспрашивает про историю, географию и естествознание, чтобы подготовиться к школе рабочей молодёжи. Хотелось мне открыть, кто такой Гарик и на какие подлости он способен. Но мама была так настроена против Пашки, что всё равно не поверила бы ни одному моему слову.
Я не стал пить чай, обиженно вышел из-за стола, разобрал спою постель и улёгся с «Судьбой барабанщика». Я читал эту прекрасную книжку и не прислушивался к спору отца с мамой, но у меня слипались глаза, я спрятал книжку под подушку, завернулся с головой и услышал конец их спора.
— Моя установка — не верить ни одному его слону. Тогда у него не будет возможности меня обмануть. Так приучают к правде, — сказала мама.
— А я предпочитаю доверять, — упрямо заявил мой отец. — Ведь ты химик и пойми: доверие, так сказать, нейтрализует ложь!