Чернобыль
Шрифт:
А нашли его так. Пришел его сын, эвакуированный, и говорит: "У меня остался в городе отец. Я долго молчал, но знаю, что в городе уже нет воды, а он сидит. Давайте поедем заберем". Мы приехали, и он говорит: "Ну ладно, воды нет, поеду". Надел респиратор и захватил с собой немного гречневой крупы, так что мог еще суп какой-то сварить. По селам тоже много было таких бабуль и дедов, которые ни в какую не хотели покидать свои дома. Мы их "партизанами" называли. Правда, среди них разные были. Были и такие, которых дети просто "забыли". Не взяли с собой. Или с легкостью согласились
– мол, сидите здесь, дом и вещи сторожите".
София Федоровна Горская, директор школы N5, г. Припять:
"Не все учителя выдержали испытание, выпавшее на нашу долю. Не все. Потому что не каждый оказался педагогом. Будучи уже в эвакуации, некоторые оставили классы, оставили своих детей. Ребята прореагировали на это очень болезненно. Особенно старшеклассники, выпускники. Их очень огорчило, что пришли другие учителя. Педагоги, которые ушли, бросили детей, объясняют это тем, что неопытны, что не знали, как поступить в подобной ситуации, что делать. После того как по телевидению услышали, что все нормализовалось, - появились. Большой урок для нас - при подготовке будущих педагогов. Тех, кого мы отбираем из ребят и готовим два года для поступления в пединституты. Были среди педагогов "активисты", которые громче всех выступали на собраниях, а потом смылись. Да, были".
Валерий Вуколович Голубенко, военный руководитель средней школы N 4, г. Припять:
"Когда произведена была эвакуация, мы ни журналов школьных, ничего не вывезли. Ведь мы на короткое время выезжали, надеялись сразу же вернуться в город. Ну а потом, когда кончался учебный год, надо было десятиклассникам выписывать аттестаты зрелости. Журналов все еще не было, и мы предложили им самим поставить свои оценки. Сказали: "Вы же помните собственные отметки". Когда посмотрели - ни один не завысил оценки, а некоторые даже занизили".
Мария Кирилловна Голубенко, директор школы N4, г. Припять:
"Уже когда мы были в эвакуации, здесь, в Полесском, меня назначили членом комиссии по посылкам при нашем Припятском горисполкоме. Что меня совершенно потрясло - это доброта нашего народа, которую мы ощущаем буквально физически, распечатывая посылки, сортируя подарки, читая письма. Часть вещей мы передаем в пансионаты для престарелых, туда, где сейчас находятся одинокие припятские старики, часть - в дома матери и ребенка, часть - в пионерлагеря, в частности одежду для малышей. Много книг поступает - мы их передаем в библиотечки для вахт строителей и эксплуатационников АЭС. Вот здесь, в комнате рядом, находится около двухсот посылок и еще триста посылок лежит в Киеве на почтамте. Очень много приходит ребячьих писем. Ленинградские дети прислали много посылок с книгами, детской одеждой, куклами, канцелярскими принадлежностями, в каждой посылке - письмо, а в каждом письме - тревога и забота. Хотя эти дети - третьеклассники, второклассники - находятся далеко от места аварии, они поняли, какое это горе. Много посылок из Узбекистана, Казахстана - дарят инжир, сухофрукты, земляные орехи, сахар домашний, чай, пенсионеры присылают мыло, полотенца, постельное белье, дети чаще всего кладут книжки, куклы, игры".
Но я прошу читателя не слишком предаваться благостно-умиленным чувствам, вспыхнувшим, быть может, под воздействием рассказа о посылках и письмах добрых, порядочных и искренних людей. Не надо расслабляться. Ибо чернобыльские события рождали и иное: осмеянные еще Салтыковым-Щедриным традиционные шедевры отечественного тупомыслия и бюрократизма.
Приведу один из них:
"Ялтинский городской Совет народных депутатов Крымской области. 16.10.86. Председателю исполкома Припятского городского Совета народных депутатов товарищу Волошко В. И.
В соответствии с направлением Министерства здравоохранения СССР N 110 от 6 сентября 86, исполком Ялтинского городского Совета народных депутатов принял решение от 26.09.86 N362(1) о предоставлении квартиры в Крымской области гражданину Мирошниченко Н. М. на семью 4 человека (он, жена и два сына), эвакуированных из зоны Чернобыльской АЭС. Просим выслать в наш адрес справку о сдаче гр-ном Мирошниченко Н. М. трехкомнатной благоустроенной квартиры N68 жилой площадью 41,4 кв. м. в доме N17 по ул. Героев Сталинграда города Припять местным органам.
Зам. председателя горисполкома П. Г. Роман".
Не остроумно ли? Вся страна знает, КАК и КОМУ "сдавали" свои благоустроенные квартиры жители Припяти. И только в солнечной Ялте думают, что в брошенную гр-ном Мирошниченко Н. М. 27-го апреля 1986 года квартиру площадью 41,4 кв. м немедленно, в обход установленного порядка, существующих положений и повышенной радиации заселились некие злоумышленники или родственники означенного гражданина.
Воистину - "на чем проверяются люди"? Вспышка над Чернобыльской атомной ослепительным светом своим высветила добро и зло, ум и глупость, искренность и фарисейство, сочувствие и злорадство, правду и ложь, бескорыстие и алчность - все человеческие добродетели и пороки, упрятанные в душах как наших соотечественников, так и тех, кто пребывал далеко за рубежами нашей страны.
Вспоминаю майские номера популярных американских журналов "Ю. С. ньюс энд Уолрд рипорт" и "Ньюсуик": зловеще багровые цвета обложек, серп и молот, знак атома - и черный дым над всем миром. Крикливые заголовки: "Ночной кошмар в России"; "Смертоносный выброс из Чернобыля"; "Чернобыльское облако"; "Как Кремль рассказывал об этом и каков действительный риск"; "Чернобыль: новые волнения по поводу здоровья. Опасный ознакомительный тур по Киеву". И первые, апокалипсически-торжествующие слова репортажей: "Это был невиданный кошмар XX столетия…" Допускаю, что сенсационные заголовки и истеричность тона - традиция прессы США, стремящейся любой ценой пробиться к читателю, завлечь его. Все это так. Но при всех скидках нельзя было в этих материалах обнаружить простое человеческое сочувствие тем, кто пострадал от аварии, а за зловещими медико-генетическими предсказаниями не ощущалось и тени тревоги за жизнь и здоровье детей Припяти и Чернобыля. Особенно поразил меня холодно-политиканский тон статьи Фелисити Берингер в газете "Нью-Йорк Тайме" от 5 июня 1986 года: эта женщина (женщина!) с заданностью робота, манипулируя пером, будто скальпелем резала по живому: она вела репортаж из пионерского лагеря "Артек", где находились в то время дети из Припяти. Не было в ее словах извечного женского, материнского милосердия - одно лишь ненавидящее пропагандистское неприятие всего, что говорили одиннадцати-двенадцатилетние дети, ошеломленные происшедшим, тоскующие по своим домам, куда им уже не вернуться…
Эти слова я написал в 1986 году - и в них, вероятно, также сказалось МОЕ пропагандистское неприятие принципов, по которым строится работа западных средств информации. Во всяком случае, в мае 1988 года в Киеве, во время работы конференции, посвященной медицинским аспектам Чернобыля, ко мне подошла молодая, некрасивая, но умная и симпатичная женщина и представилась: "Корреспондентка газеты "Нью-Йорк Таймс" в Москве Фелисити Берингер".
Спросила - действительно ли я читал ее статьи и действительно ли они произвели такое впечатление? Я ответил, что читал, что произвели. Мы разговорились, и оказалось, что за эти два года, что минули со времени аварии, мы стали во многом одинаково оценивать чернобыльские и послечернобыльские события. Что же произошло? Изменились МЫ. Мы в большей мере стали людьми, а не механическими роботами противоположных идеологических систем.
Собственно, такие люди были и в США, и у нас, - и до перестройки и гласности. Люди, стоящие выше примитивных пропагандистских стереотипов.
В иностранной редакции Киевского радио Инна Константиновна Чичинадзе, главный редактор Гостелерадио УССР, в мае 1986 года познакомила меня с письмами, пришедшими в те дни из США и Великобритании.
Вот эти письма:
Девид Парсонс, Челфонт, Пенсильвания, США:
"Мы здесь, в Пенсильвании, достаточно хорошо знаем, как может случиться то, что произошло у нас на Тримайл-Айленд в 1979 году. Разве такое время не учит нас протягивать друг ДРУГУ руку помощи, не учит понимать, что мы живем на одной планете?