Чёрное Cолнце Таши Лунпо
Шрифт:
Вайгерт отвернулся. Вот так они и стояли. Бокал в руке, и пытались утопить последние остатки своей дремлющей в глубине их тоски. Они искали защищенности и находили секс. Они искали дружбу и находили измену. Они полагали, что свободны. Все же, ее свобода была ничем иным, как дешевым правом блуждать в пустоте.
Тем временем кафе заполнилось. Группа из семи или восьми человек уже достаточно набралась. Они как раз заказали всем по новой кружке и расслаблен-но смеялись, уже даже слишком резко, чтобы это еще можно было бы назвать веселым. Двое из них пытались чокнуться, часть содержимого их бокалов при этом вылилась на стол.
За ней через толпу двигался Филлигер. Его нельзя было не узнать: рост 1,90 м, сильный, длинные белокурые волосы, почти до плеч. Без приветствия он указал на группу, за которой наблюдал Вайгерт, и при этом ухмылялся.
– Большинство люди только чисто вылизывают тарелки и не оставляют ничего кроме кучи отбросов. Но, вероятно, их отбросы служат удобрением для полей, на которых растут настоящие люди.
– Одна из твоих двадцати пяти выученных наизусть цитат! Сэмюэль Батлер, если я не ошибаюсь.
– Совершенно верно, старина. Извини, что я снова немного опоздал. Но ты же меня знаешь. Зато ты смог, по крайней мере, выпить один бокал пива до меня.
– Неправильно. Даже два!
– Черт побери!
Филлигер махал газетой в его руке. Это был «Листок».
– Ты сегодня сильно ударил. И сразу на первой странице!
Друг заказал у «клоуна» в баре, как он называл его из-за его одежды, пиво и принялся слушать историю Вайгерта во всех подробностях.
– Звучит порядком странно, с этим черным солнцем, как ты говоришь. Есть ли у тебя уже след, кто мог бы стоять за убийством?
– Понятия не имею. Завтра утром продолжится. Там уже будут мучить своими рассказами полиция и министр внутренних дел.
– Сразу сам министр внутренних дел?
– Фолькер не был обычным смертным. Там присутствует общественный интерес, как так прекрасно выражаются. Но оставим это. Ты уже точно знаешь, когда это начнется у тебя?
– Да, в будущее воскресенье. Сегодня я получил билет.
– Тогда это, пожалуй, на некоторое время будет последним пивом, которое мы пьем вместе?
– Только не будь теперь сентиментальным. Ты приедешь ко мне в гости самое позднее следующей весной.
Вайгерт рассматривал своего друга. Филлигер был беспокойного характера и уже много раз в своей жизни он начинал что-то новое, что так и не доводил до конца. Но на этот раз, кажется, для него это было серьезно.
До недавнего времени он был руководителем отдела по связям с общественностью большого предприятия. Там он за самое короткое время поднялся наверх. Все же, чем выше он спотыкался на карьерной лестнице, потому что он никогда ради этого не старался, тем большие сомнения возникали у него. Люди в этой стране, как Филлигер их видел, были ему уже давно подозрительны. Иногда у Вайгерта было впечатление, что его друг ненавидел почти всех, иногда, однако, он также думал, что тот неспособен к социальным отношениям.
Несколько месяцев назад Филлигер принял решение начать новую жизнь. Вайгерт в это сначала не захотел поверить. Филлигер уже слишком долго только критиковал, чтобы его еще считали способным действительно сделать выводы из своей критики. Все же, в день, когда друг открыл ему, что он купил рубленый дом посреди норвежской дикой пустоши, сомнения потеряли силу. Он хотел сохранить квартиру в Вене еще на один год, чтобы оставить себе открытой последнюю лазейку для возвращения. Вайгерт должен был время от времени присматривать за ней. Филлигер больше не оставлял ничего. Ни женщину, вряд ли друзей, а также ни родину, так как она должна была бы быть больше чем толь-ко местом, где он родился. Он накопил достаточно денег, чтобы скромно про-жить на этом несколько лет. Помимо этого он дальше бы немного работал, ров-но столько, сколько необходимо. В будущее воскресенье наступал этот момент.
– Ну, и как чувствует себя скорый аутсайдер?
– Наилучшим образом. Все же, ты знаешь, что всегда говорил Эггер? Никогда не поворачивайтесь. Если вы уже сидите в самолете, то вы тоже и прыгните.
Эггер был один из их инструкторов в армии, а именно он проводил инструктаж парашютистов, на который Вайгерт и Филлигер записались добровольно.
– Здесь у тебя есть запасной ключ для моего парашюта.
Петер передал ему ключи от своей квартиры.
– Но никаких оргий там!
– Я надеюсь, ты оставляешь минимум один полный домашний бар.
– Я специально оставил для тебя еще бутылку солодового виски.
– Трогательно. Тут я, конечно, не смогу сказать «нет». Есть ли у тебя уже теле-фон в твоем пряничном домике?
– Да. На этой неделе мне сообщили номер. Вот.
Он вытащил из кармана клочок бумаги, который вырвал из какого-то блокнота. Вайгерт засунул его себе в карман.
Они выпили еще несколько бокалов пива. Около двух часов утра, наконец, оба махнули клоуну, чтобы расплатиться. Потом они оба стояли на улице, друг против друга, прохладной осенней ночью. Все, о чем они могли поговорить между собой, было уже сказано за прошедшие года их дружбы. Не оставалось ничего, кроме как проститься.
– Ну, удачи тебе, Ганс.
Филлигер сильно хлопнул его по плечу.
– Всего хорошего! До весны.
Вайгерт стукнул его кулаком в ребра.
Еще одно крепкое рукопожатие и их пути разошлись.
Сан-Франциско, 19 ноября
Утреннее солнце посылало свои сильные лучи на стеклянный фасад огромного небоскреба. Свет, который проникал через окно, разбивался о жалюзи на много маленьких, остро отграниченных солнечных лучей, которые пронизывали помещение своим узором.
Там, где они рассекали воздух, можно было узнавать парящие частицы пыли, которые танцевали наперегонки, как будто им нужно было только добиться расположения света.
Помещение было настолько велико, что даже чудовищные размеры письменного стола в его центре выглядели почти маленькими. Немногие предметы на столе почти терялись на красно-коричневой равнине из красного дерева: хрупкая лампа в стиле модерн, цена которой, вероятно, превышала ее размер во много раз; узкий черный видеотелефон; маленький каменный куб из гранита, который служил как пресс-папье, и одна половина которого была абсолютно гладко от-шлифована, тогда как вторая половина сохранила свою естественную шероховатость; простая золотая шариковая ручка; коричневая кожаная папка, содержание которой состояло из документов на подпись; несколько писем и две маленькие стопки компьютерных распечаток.