Черное эхо
Шрифт:
– Это уже лучше, девятнадцать попаданий, – сказала Кинг.
Такого прозвища, которое состояло бы только из трех букв, «SHA», не было. Было пять Шэдоузов, четыре Шаха, два Шаркея, два Шарки и по одному Шарку, Шэбби, Шэллоу, Шэнку, Шэботу и Шейму. Босх быстро припомнил картинку на трубе. Зазубренная S, напоминающая разинутую пасть… Что, если это пасть акулы?
– Подтяни-ка информацию на Шарка, [29] – попросил он.
Кинг нажала пару клавиш, и верхняя треть экрана наполнилась новыми янтарными буквами. Шарк был парнем из Долины. Контакты с полицией ограниченные: уснащал надписями скамейки на автобусных остановках вдоль бульвара Вентура в Тарзане, [30] был пойман за руку, получил условный срок и был приговорен к смыванию граффити.
29
Акула.
30
Район Лос-Анджелеса.
Когда Кинг вызвала данные на первого Шарки, экран заполнился информацией и в нижней части экрана замигало слово «Дальше».
– Вот уж записной нарушитель спокойствия, – заметила она.
Компьютерная сводка описывала Эдварда Ниса как белого мужчину семнадцати лет, мотоциклиста (желтый мотоцикл, номерной знак JVN138), не замеченного в принадлежности к какой-либо банде, однако использующего кличку Шарки в качестве своего графического символа. Постоянно сбегал из дома своей матери в Чатсворте. [31] Далее следовал двухстраничный список контактов с полицией. Судя по местам, где происходили задержания, Босх сделал вывод, что Шарки, находясь в бегах, тяготел к районам Голливуд и Западный Голливуд. Он добежал глазами уже до второй экранной страницы, когда увидел запись об аресте за подозрительное бродяжничество, произведенном тремя месяцами ранее у Голливудского водохранилища.
31
Район Лос-Анджелеса.
– Это он, – уверенно заключил Босх. – Плюнь на последнего. Можешь сделать мне удобочитаемый печатный текст?
Телия нажала соответствующие клавиши, чтобы распечатать файл, затем указала на стенку из картотечных шкафчиков. Босх подошел туда и выдвинул ящик с литерой «N». Там он нашел досье на Эдварда Ниса. Внутри папки находилось цветное регистрационное фото. Шарки был блондином и казался на снимке маленьким. Выражение его лица представляло собой смесь душевной боли и вызывающего неповиновения, которое на лицах нынешних тинейджеров стало таким же обычным делом, как юношеские прыщи. Но Босха поразило в этом лице нечто знакомое, ощущение, что он откуда-то его знает. Он не мог вспомнить откуда. Детектив перевернул фотографию. Она была датирована двумя годами ранее. Кинг вручила ему компьютерную распечатку, и он уселся за один из пустых письменных столов, чтобы повнимательнее изучить снимок и содержание файла.
Наиболее серьезные правонарушения, которые совершил парень, нарекший себя Шарки – и за которые задерживался, – были следующие: кражи из магазинов, вандализм, подозрительное бродяжничество, хранение марихуаны и превышение скорости. Посажен он был однажды – на двадцать дней, в исправительное учреждение для несовершеннолетних «Сильмар-Джувинайл-Холл» – после одного из задержаний за наркотики, но позже был отпущен домой, на поруки, с испытательным сроком. Во всех остальных случаях, когда он попадался, его немедленно отпускали к матери. Он был хроническим беглецом и выброшенным из социальной системы элементом.
В досье из картотеки оказалось немногим больше того, что содержалось в компьютере. Чуть более подробно об арестах – вот и все. Босх пролистывал страницы, пока не наткнулся на обвинение в праздношатании с подозрительными целями. Дело чуть было не дошло до суда, но было закрыто, когда Шарки согласился вернуться домой, к матери, и оставаться там. Но по-видимому, это длилось недолго. Имелся рапорт, что две недели спустя мать уведомила полицейского офицера, который осуществлял надзор за ее условно осужденным сыном по месту жительства, о его исчезновении. Согласно этой информации, он до сих пор находился в розыске.
Босх прочитал краткий отчет следователя по поводу ареста за бродяжничество.
«Офицер, проводящий следствие по делу, допросил Дональда Смайли, смотрителя на плотине Малхолланд-дэм, который сказал, что в семь часов утра сего дня он пошел к трубе, расположенной вдоль подъездного пути к резервуару, чтобы очистить ее от мусора. Там Смайли обнаружил мальчика, который спал на импровизированной постели из газет. Когда он поднял парня, тот был грязный и невменяемый, говорил бессвязно. Очевидно, субъект находился под воздействием наркотиков. Была вызвана полиция, и на вызов приехал офицер имярек, которому задержанный заявил, что спит там регулярно, потому что мать не хочет видеть его у себя в доме. Офицер установил, что субъект является закоренелым беглецом, и сего дня взял его под стражу по подозрению в подозрительном бродяжничестве».
Шарки – человек привычки, подумал Босх. Он уже был арестован на плотине два месяца назад, но снова отправился туда спать ночью в воскресенье. Босх просмотрел оставшиеся страницы досье в поисках других привычек, которые могли бы ему помочь разыскать парня. Из «шейк-карточки» Босх узнал, что в январе Шарки задерживали и допрашивали (однако до настоящего ареста дело не дошло) на бульваре Санта-Моника, ближе к Западному Голливуду. Шарки зашнуровывал новенькие кроссовки «Рибок», и полицейский, полагая, что тот, возможно, их только что украл, попросил его предъявить чек. Тот предъявил, и на этом бы все и закончилось, однако когда парень вытаскивал чек из кожаного футляра на мотоцикле, офицер заметил там пластиковый пакет и попросил показать его тоже. В пакете содержалось десять фотографий Шарки. На каждой он был обнажен и стоял в разных позах: на иных сам себя лаская, на других – в состоянии эрекции. Полицейский забрал снимки и порвал их, но отметил в «шейк-карточке», что поставит в известность отделение шерифа в Западном Голливуде о том, что Шарки толкает фотографии гомосексуалистам на бульваре Санта-Моника.
Вот и все, что можно было нарыть полезного. Босх закрыл папку, но прибрал к рукам фото Шарки. Поблагодарив Телию Кинг, Гарри покинул тесную комнату. Когда он шагал по заднему коридору полицейского участка мимо скамеек с задержанными, его вдруг осенило, откуда он знает парня на фото. Волосы сейчас, конечно, отросли длиннее и были заплетены в многочисленные косички, а выражение душевной боли на лице полностью вытеснилось выражением вызывающего неповиновения. Но при этом Шарки был явно тем самым юнцом, который сегодня ранним утром сидел прикованный наручниками к скамейке для малолетних правонарушителей. Босх был полностью в этом уверен. У Телии в компьютере этот последний привод не был зафиксирован, потому что его еще не внесли в базу данных. Босх толкнулся в кабинет начальника над ночными дежурными, растолковал лейтенанту, что ищет, и был проведен в закуток с табличкой «Ночное дежурство». Там он просматривал сложенные стопкой отчеты, пока не нашел бумаги на Эдварда Ниса.
Шарки замели в 4 часа утра за подозрительное праздношатание возле газетного стенда на Вайн-стрит. Патрульному показалось, что парень выискивает клиентов. После того как забрал его, он проверил компьютерную информацию и узнал, что подросток находится в бегах. Босх просмотрел табель дневных арестов и узнал, что Ниса продержали до 9 утра, в кое время прибыл офицер, надзирающий за ним по месту жительства, и забрал его. Босх позвонил офицеру по вопросам личного состава в «Сильмар-Джувинайл-Холл», но узнал, что Шарки уже предстал сегодня перед арбитром в суде по делам несовершеннолетних и был выпущен на попечение матери.
– И это его самая большая проблема, – прибавил офицер по вопросам личного состава. – Сегодня к ночи он опять сбежит на улицу, могу поручиться. Я сказал об этом судье, но он говорит, что не намерен запихивать парня в обезьянник только потому, что он был арестован за бродяжничество, а его мать оказывается телефонной шлюхой.
– Как-как? – переспросил Босх.
– Это следовало бы отразить в досье. Да, пока Шарки шатается по улицам, его дорогая мамочка рассказывает мужикам по телефону, как она будет мочиться им в рот и напяливать резиновые обручи на их члены. Дает объявления в эротические журналы. Зарабатывает сорок баксов за пятнадцать минут. Принимает карточки «Мастер-кард» и «Виза». Держит клиента на телефоне, пока не проверит по другому аппарату, что карточка действующая и они платежеспособны. Этим она занимается, если не ошибаюсь, по меньшей мере уже лет пять. В годы, на которые пришлось формирование личности Эдварда, ему приходилось выслушивать это дерьмо. Я хочу сказать, ничего удивительного, что парень жулик и бродяга. Чего еще было ожидать?