Черное и белое
Шрифт:
— Да-да, извините, папаша…
Неужели?
— Заметил что-нибудь? — спрашиваю я у Толика.
— Нет. Думаешь успел вытащить?
— Сомнительно, — хмыкаю я.
Кабарда уходит в туалет и, вернувшись через пару минут, кладёт на стол бумажник.
— Серьёзно? — удивляюсь я. — Это ты у того мужика вытащил?
Он только смеётся и ничего не говорит.
— Отдай, — хмурюсь я.
— Правда что ли? — удивляется Сеня. — Просто так взять и отдать?
— Отдай.
— Ну, ладно, — разочарованно выдыхает он.
Встаёт
Казалось бы, все должны замолкнуть и вытянуть в его сторону шеи. Но никто ничего не замечает. Сеня возвращается за стол и почти в тот же миг товарищ, растеряв всю надменность, диким взглядом обшаривает пол, рассеянно и хаотично мечась по залу. И, о, счастье! Вот он! Вот он родимый. Он подхватывает свой бумажник и на лице его отражается огромное облегчение.
— С облегчением, — тихонько бросает Сеня и цыкает зубом.
— Ну чё, щипач я или нет по-твоему?
— Я такое только в кино видел, — качаю я головой. — Ну, ты мастер, брателло.
— Чё за «брателло»? — Братан, значит, по-итальянски почти что.
— А-а, — тянет он. — Ну чё, по маленькой?
— Я нет. Спорт. С Толяном давай.
Толик не отказывается.
— Ну и скажи мне, Арсен, — говорю я, когда они закусывают. — Нет, я, конечно, впечатлён, но вот какой вопрос, ты до старости планируешь вот этой байдой заниматься?
— Во-первых, — пожимает он плечами, — это никакая не байда, а подлинное мастерство. Ты чё не оценил?
— Оценил, разумеется.
— Ну вот. А, во-вторых, до старости мне ещё, как до Израиля раком.
Я хмыкаю.
— Далеко, да. Но рано или поздно она наступит. И с чем ты к ней придёшь? Думаешь, нащиплешь столько, чтобы на старости лет можно было спокойно жить и ничего не делать?
— Нет, не думаю. Я потому и попросил, чтобы ты меня пристроил к нормальному делу. Я расти хочу, понимаешь? Серьёзными вопросами заниматься. Я так-то и руководить могу, есть у меня жилка такая. А это… ну, ремеслом всяко надо владеть каким-то, на чёрный день. Если что, на хлебушек всегда заработать можно.
— И каким же ты делом хочешь заняться?
— Ну уж не по форточкам лазать. Не знаю, найди что-нибудь поинтереснее.
— У тебя как с образованием?
— Шарагу закончил. Токарь, типа. Смотри, не брякни только никому.
— А в армии был?
— Ты чё лепишь, Бро? Нельзя мне, я же вором быть хочу.
— Понятно.
— Так чё?
— Будешь ты вором, будешь, — киваю я. — Но не сразу. Возвращайся пока в Геленджик.
— Не поможешь, значит? — разочарованно резюмирует он.
— Помогу. Никто не поможет, а я помогу. Тем более, что ты мне тоже помог неслабо. Возвращайся и скажи Игле, что со мной встречался, знаешь в лицо теперь. Вотрись в доверие. Скажи, что можешь меня подловить. Пацаны не смогли, а ты сможешь. Сечёшь? Потусуйся с Иглой.
— Игла мне дороги не даст. В лучшем случае пошлёт тебя же завалить.
— Плевать. Я тебе дорогу дам. Вот с Толяном будешь на связи. Если мне что передать надо, звони Толяну. И я с тобой через него же связываться буду. Лады?
— Типа ты меня засылаешь к нему как крысу что ли?
— А он тебе свой что ли? Я тебя засылаю, как его конкурента, который рвётся наверх, — киваю я. — Сам говоришь, Игла тебе не даст дорогу. Но время Иглы уже прошло. Теперь наступает время Цвета. И твоё. Если ты со мной будешь.
— Цвет наркоту бодяжит.
— Ты не будешь. Найдём тебе серьёзное дело, не бойся. Думай, короче. Бабки на дорогу есть? На вот, держи. Только не будь дураком. Это тебе проверочка. Не от меня. Ты сам себя проверь и поймёшь сразу, будет от тебя толк или нет. Если спустишь всё, прогуляешь в один миг… значит всё, разговор окончен.
Я кладу перед ним пачку червонцев, и он на несколько секунд прекращает жевать.
— Это типа мне? — сглатывает Арсен, и его острый кадык прыгает вверх-вниз.
— Ты запомнил телефон Анатолия?
Он повторяет комбинацию цифр.
— Ну, вот и хорошо.
Мы заканчиваем обед и он уходит, а мы с Толяном ещё какое-то время остаёмся за столом, обсуждая дела.
От гостиницы отъезжаем по обычному маршруту — Маркса, Пушкинская, Страстной и Горького.
Алик поглядывает в зеркало и чуть покачивает головой.
— Что там, Алик? — спрашиваю я, когда выезжаем на улицу Горького, бывшую Тверскую. — Лёх, набери мой домашний, пожалуйста.
— Да-а-а, — тянет водитель, а Лёша протягивает мне телефонную трубку.
— Чего «да»?
— Да, «Волжанка» чёрная за нами как приклеилась…
— Алло, — отвечает Наташка.
— Привет, — говорю я, оглядываясь назад и пытаясь разглядеть прилепившуюся за нами чёрную «Волжанку». — Ну, как ты там? Семейные радости не надоели ещё?
— Нет, — смеётся она. — Родители гулять ушли на Красную площадь. Так что хата свободна, приезжай.
— Я уже еду! — я тоже смеюсь. — Но давай, мы с тобой в «Берёзку» смотаемся. Надо же дефицита набрать. Ты к мяснику из Луверна ходила, кстати?
— Из какого Луверна? — удивляется она.
Понятно, что удивляется, ведь сериал «Фарго» ещё не сняли.
— Это шутка. К нашему мяснику ходила?
— К нашему ходила, да.
— Удачно?
— Ага, более чем…
— Хорошо. В общем, я подъеду минут через…
Хочу сказать, что я уже лечу по улице Горького и через пять минут буду дома, и чтобы она собиралась и выходила. Хочу, но не успеваю да и вообще выпускаю трубку из рук, потому что в этот самый момент раздаётся грохот и наша машина, получив справа удар в переднее крыло, резко меняет направление движения и превращается в крутящуюся центрифугу.