Черное колесо. Часть 1. История двух семеек
Шрифт:
Несомненным достоинством романа является то, что автор правильно оценил перспективы режима и последними словами романа предрёк скорую гибель «тысячелетней» империи.
Перед началом романа мы привели несколько архивных документов (публикуются впервые), проливающих свет на историю обнаружения рукописи. Эти беспристрастные документы лучше всяких романов дают представление о нравах, царивших в так называемой «народной империи», сокрушенной волей Всевышнего.
Так вознесем благодарственную молитву:
«Хвала Аллаху, Господину миров!»
шейх Саид Уль-Ислами
главный редактор серии
«Памятники эпохи»
[Кириллица стилизована под арабскую вязь]
В Службу имперской безопасности
Заявление
Настоящим сообщаю, что при сдаче имущества на бывшей даче моего покойного отца мною обнаружен тайник с рукописью неизвестного романа, правка на которой отдаленно напоминает почерк моего отца. Во исполнение Указа Императора Евразийской империи Василия «Кремня» № 287 от 18 звона 2033 г. передаю материалы для рассмотрения. Считаю необходимым заявить, что найденная рукопись ни в коем случае не может принадлежать моему отцу, так как она представляет собой грязную клевету на наш народный строй: в ней измазан грязью светлый образ основателя Черного Союза Владимира Ильича Звонова, очернен жизненный путь верного продолжателя его дела, Первого Императора Иосифа «Шамиля» Пахуева, брошены гнусные намеки в адрес выдающейся приблатненной Бернстайн Анны Владимировны, моей родной тети, извращена вся история Великой войны. Требую найти и казнить инициаторов и исполнителей этой гнусной подделки.
Барвиха,
28 солнцедара 2038 году
[Заявление напечатано на личном бланке, подпись решительная, размашистая]
Императору Евразийской Империи,
Отцу народов, Оплоту либертизма,
Василию «Кремню»
от члена Черного Союза с 2011 года,
генерал-полковника в отставке,
Героя Империи, полного кавалера
ордена Черного Знамени
Буклиева Владимира Олеговича
Нижайше прошу Вас, Гаранта свободы, оградить меня от унизительных допросов и издевательств следователей Службы имперской безопасности в связи с приписываемой моему отцу рукописью «Черное колесо». Несмотря на явную абсурдность сопоставления персонажа романа малохольного фраера Олега Буклиева с моим отцом, несгибаемым борцом за идеалы либертизма Олегом «Крюгом», следователи добиваются от меня каких-то «признаний». В романе нет ни слова правды, кроме незыблемых памятников либертарианской мысли, а я не приучен опровергать явную ложь – всю свою жизнь я с солдатской прямотой отвечал на нее залпами из всех орудий. Вы и сами видите всю лживость этого так называемого романа по извращенному описанию Вашего славного жизненного пути, известного в мельчайших подробностях всему прогрессивному человечеству. Разве мог написать такое мой отец, который всегда с неизменным уважением относился к Вам, который еще на заре нашей Великой Революции разглядел в Вас, тогда еще молодом боевике, задатки будущего Великого Правителя?
Ради светлых идеалов либертизма я готов на все и с покорностью исполню любой Ваш приказ.
Да здравствует либертизм – светлое будущее всего человечества!
Да продлятся Ваши годы на счастье всех народов мира!
Следственный изолятор
«Последний приют»
18 шамиля 2038 года
[Текст написан от руки, заметна дрожь, особенно при сравнении подписей]
НАСИБУ
«Вертлявому»
Завязывай базар около Чорного колеса – и так фаршманулись! Заныкай его наглухо! Заземли не в кипишь всех кто мацал эти чортовы бумажки. И не марыж меня требованиями мандата от старых пердунов – допречь посылаю на хер. Хочешь прикрыть свою волосатую задницу – положи эту ксиву в один из своих скрипов.
(Примечание редактора: представлена копия письма императора Евразийской империи Василия Начальнику Службы имперской безопасности Гулиа Л.П. Ниже приведён перевод на общепринятый язык.
«Пора прекратить дискуссии вокруг романа „Чёрное колесо“ – это нас компрометирует! Приказываю поместить рукопись в секретный архив на вечное хранение. Необходимо без шума уничтожить всех, кто имел доступ к рукописи. Не рекомендую настаивать на оформлении этого приказа в Совете Мудрецов – в этом будет отказано. Для оправдания своих действий можете сохранить в ваших досье настоящее письмо».
В дальнейшем, чтобы не затруднять чтение романа, маловразумительные пассажи сразу приводятся в переводе. Количество таких мест невелико – автор сознательно ограничил использование новофени.)
[Записка написана на роскошном бланке с водяными знаками, почерк неясный, корявый]
Часть первая. История двух семеек
Глава 1. Скрещенье судеб
Маленькая золотоволосая девочка сидела на лоскутном коврике и сосредоточенно собирала пирамидку – нанизывала разноцветные деревянные диски с отверстием посередине на круглую палочку, укреплённую одним концом в подставке. Цвета дисков повторяли цвета квадратов коврика – красный, жёлтый, зелёный, синий, чёрный.
Комната, в которой играла девочка, производила странное впечатление. Она была довольно большой по непритязательным советским понятиям, метров пятнадцати, почти квадратной и с высокими потолками, с большим окном на восток и дверью в дальнем от окна углу. Хорошая комната, светлая и непроходная. Странным же в ней было отсутствие занавесок на окнах и мебели, за исключением массивного кожаного кресла с высокой спинкой и круглыми толстыми подлокотниками, стоявшего посреди комнаты, рядом с ковриком, на котором играла девочка. Освещалась комната тусклой лампочкой без абажура, криво сидевшей на коротком проводе, чуть длиннее крюка для люстры. Но комната была, несомненно, жилой, это чувствовалось по запаху, вобравшему в себя запахи человеческого тела, книжной пыли, нафталина, лекарств и порошка от клопов. На старых, изрядно выцветших обоях виднелись большие розовые прямоугольники с тонкими зелёными разводами – там недавно стояли шкафы и комоды, принимавшие на себя обжигающие лучи солнца, бьющего по утрам в комнату. На крашенном деревянном полу можно было заметить несколько свежих царапин. Странность разъяснилась – обитавшие в комнате люди выехали, забрав с собой всё, что можно было унести, выехали совсем недавно, быть может, сегодня.
В комнате, кроме девочки, находилось ещё два человека. В кресле сидела полная, шестипудовая, по её собственному выражению, женщина лет семидесяти, с властным лицом – Анна Ивановна Буклиева, бабушка девочки. Одета она была в тёмное выходное платье из добротной шерстяной ткани, но далеко не новое, из-под платья немного выступали ноги в чёрных нитяных чулках, обутые в массивные закрытые туфли на низком каблуке. Короткие кудрявые волосы, настолько седые, что можно было только догадываться об их изначальном цвете, были уложены в аккуратную причёску, лицо сильно напудрено, но плотно сжатые тонкие губы были не накрашены – не приучена с юности. Двумя руками она держала на коленях тонкую папку-скоросшиватель с документами. Было понятно, что Анна Ивановна кого-то ждала и, застыв в монументальной неподвижности, мысленно готовилась к какому-то важному разговору.
У окна стоял Олег Буклиев, внук Анны Ивановны, юноша шестнадцати лет с открытым приятным лицом, которое портили лишь два юношеских прыща, пламенеющих на самых видных местах – у кончика носа и посередине лба, немного рыхлый, что по школьному экстремизму было недалеко от обидного эпитета «жирный». В отличие от бабушки, юноша был в домашнем затрапезе – чёрных тренировочных штанах, застиранной пёстрой фланелевой рубашке и стоптанных домашних тапочках. Олег с высоты третьего этажа разглядывал в окно двор их дома, обрамлённый с одной стороны длинным рядом высоких деревянных сараев, «дровяных», оставшихся ещё с тех времен, когда в доме было печное отопление, а с двух других – глухим трёхметровым забором. Ещё года за три до этого и ворота во двор с врезанной в них калиткой были подстать забору. Но в конце концов властям надоело лицезреть этот пережиток феодализма в пятидесяти шагах от парадной площади миллионного города и они заставили жильцов дома заменить ворота на новые, сваренные из толстой железной арматуры. Теперь все проходившие и проезжавшие мимо дома могли любоваться переполненными мусорными баками, стоящими возле забора у самых ворот. В самом же дворе было очень чисто. Когда его асфальтировали, заведующий кафедрой геодезии местного строительного института, живший этажом ниже Буклиевых, так рассчитал все наклоны, что во время дождя вода стекала в ложбинку посередине двора и бурным потоком вытекала через ворота на улицу, вынося всю пыль, грязь и мусор. А ещё во дворе вдоль всего дома тянулась широкая, метров в пять, полоса земли, засаженная раскидистыми кустами сирени, между которыми местные энтузиасты-садоводы вклинили несколько цветников. Впрочем, в сгущающихся сумерках все эти детали были плохо видны Олегу, но он и так знал любой закуток в их дворе. Сейчас он как бы привыкал к новому виду из окна, ведь окна других их двух комнат выходили на другую сторону, на улицу, к Волге.
– Мама, что вы так себя изводите, – нарушила долгую тишину Мария Корнеевна, мать Олега, заглянувшая в комнату, – не придут уж, поди, вечер на дворе.
– Придут, обязательно придут, – ответила Анна Ивановна, – им дверь опечатать надо. И пусть они попробуют меня сдвинуть! – мстительно добавила она.
– Вы бы хоть чаю попили. Я сейчас поставлю, – с готовностью предложила Мария Корнеевна.
– Володя когда вернется? – спросила Анна Ивановна, не утруждая себя ответом или благодарностью.