Черное озеро
Шрифт:
Первым пропало желание вернуться домой и убедиться, что воспоминания были ложью.
Китмар должен был выжить. Или нет. За годы воспоминания подменялись фантазиями, и я даже не уверена, что помню его лицо, не говоря уже о последней ночи, когда мы видели его живым.
Через несколько месяцев, скрипя сердцем, мне практически удалось пресечь ненависть к Малену Распутину за то, что он разрушил мою жизнь. Тоска пожирала надежду на спасение, а по вине отсутствия возможности прикончить моего милого сердцу друга, пришлось смириться, что теперь он стал мне ближе всех на свете. Проведя
В дверном проеме показывается белокурая голова. Непривычно видеть его при свете. Грубые черты осунувшегося лица Малена Распутина подчеркивает легкая щетина. Заключение заметно состарило его. Теперь он выглядит взрослее Разумовского и скорее походит на младшего брата моего отца. Несмотря на простолюдинскую кровь в его жилах, теперь он мало-мальски похож на аристократа.
Значит ли это, что все дворяне выглядят как измученные пленники?
Я возненавидела его таким, а полюбила круглолицым недотёпой с вилами и сапогами, измазанными в конском дерьме.
– Нева, там Идэр готовит что-то, может, ты хотела бы присоединиться?
Дергаюсь, слыша своё имя. Имя, данное при рождении, потерявшее свой смысл во время многочисленных пыток и избиений.
Мален Распутин, любовь моя, я хочу сварить тебя заживо. Содрать твое лицо и затолкать его поглубже в глотку, отобедать на твоих костях и сбросить останки в канаву.
Кивнув, поднимаюсь на ноги и шагаю к накрытому зеркалу. Восточная девушка суетливо набросила кусок изъеденной молью тряпицы, когда я вошла. Облезлые кончики пальцев цепляются за шерстяные нитки, когда полотно соскальзывает с кованной рамы, обнажая зеркальную поверхность, устланную десятком трещин. Как паутина по углам.
Не только Распутин изменился внешне.
По началу не узнаю себя. Высокая и несуразно исхудавшая за время заключения, я отвратительна. Белые волосы обстрижены коротко и клочьями, от прежних кос остались лишь воспоминания и щетина.
Мален следит за мной, облокотившись на дверной косяк. С грустью смотрит как провожу ладонями по почти лысой макушке и не меняется в лице, когда прохожу мимо. Бесшумно. Как кошка.
Еще слишком рано. Держи себя в руках. Лучшая месть – подготовленная. Нет смысла бросаться на него с кулаками. Так я не смогу его одолеть.
Коридор окутывает полумраком и тело непроизвольно сжимается. Ноги деревенеют. Обхватываю предплечья руками.
Это не темница – без устали твержу себе.
– Княжна, мы можем поговорить?
Дёргаюсь от одного его голоса. Тягучего, словно мёд.
– Я не княжна. – шепчу, двигаясь мимо Распутина. Мален преграждает мне путь, уперевшись рукой в дверной косяк. Кухня близко. Чувствую запах хлеба. Свежего. Живот сводит от голода. Я готова сломать ему обе руки, отделяющие меня от долгожданного обеда, но не двигаюсь. Нельзя расходовать силы понапрасну, когда их и так почти не осталось.
– Госпожа Романова…
Поднимаю подбородок, чтобы видеть его бесстыжие серые глаза. Холодные, как лёд, и теплеющие всякий раз, когда я смотрю в чужое лицо родного человека. Заключение не смогло отнять его
– Ты сделал все, чтобы лишить меня этого статуса. Поговорить? Нам не о чем беседовать, господин Распутин.
Его плечи опускаются под грузом вины.
Страдай. Мучайся. Сгнивай заживо и сгори дотла в своём миловидном теле.
– Помните ту поляну, заросшую черникой?
Помню.
Каждое мгновение того дня. Каким теплым был июльский ветер, пробиравшийся в косы, заплетенные алыми лентами. Лучи полуденного солнца, скользящие по щекам, пробившись сквозь изумрудные кроны деревьев. Как мы дурачились, валяясь в сочной густой траве и тепло его губ, подаривших мне первый поцелуй.
Я помню всё, о чем так мечтаю забыть.
– Припоминаю лишь как изо дня в день ко мне прикасались чужие руки, пока вы мирно спали.
Лицо Распутина бледнеет, и он отшатывается. Криво улыбаюсь, стараясь сохранить спокойствие.
Мне не больно. Уже нет.
На кухню мы проходим молча. Маленькая комнатушка встречает нас теплым воздухом и потрескивающими дровами в печи. На полу красивая черноволосая девушка чистит грибы. В тусклом свете масляных ламп на ее шее мерцает несколько толстых золотых цепей, одна из которых увенчана массивной фигуркой Смерти.Черная служебная одежда и бронзовая кожа в сочетании выглядят жутко и привлекательно одновременно. Она поднимает голову и, кисло улыбнувшись, продолжает работу.
– Идэр, я тут привел княжну…
Идэр игнорирует его слова и продолжает молча заниматься своим делом. Прохожу мимо облезлой печи и усаживаюсь на стул. Распутин уходит, напоследок споткнувшись о порог.
– Он придурок. – мурлычет она, не отвлекаясь.
Они знакомы?
– Это точно.
Идэр откладывает нож и вытирает руки о полотенце. Кольца цепляются за ткань. Обсидиановые глаза прожигают во мне дыру.
– Наконец-то у меня появился достойный собеседник среди этих олухов.
Мы провели вместе несколько часов, пока солнце на востоке не окрасило небо в рыжий. Звёзды гасли за замызганным окном, но спать никто не шёл. Идэр. Она родом с Востока, из Такия. Выросла при Спасе на Крови, на северо-востоке, вблизи Змеиных Хребтов. Она высокомерна и ее дружелюбность сквозит фальшью. Наверное, темницы окончательно убили во мне всякое доверие. Идэр призналась, что состоит в длительных отношениях с Амуром, что не могло оставить меня равнодушной. Это имя было уже не понаслышке знакомо. Оно слышалось из каждой камеры, становясь байкой, что заключенные пересказывали друг другу изо дня в день. Каждый раз истории обрастали новыми деталями, начиная от того, что он не был убийцей вовсе и заканчивая его божественным происхождением и родством с Гневом, которому поклонялись военные и преступники. Я не представляла, как мог выглядеть самый искомый убийца, расправившийся с царевичем. Он, должно быть, стар и огромен, или же действительно посланник преисподней.