Черное сердце
Шрифт:
Смотрю на нее, открыв рот. — Так что, папа знал про вас с Захаровым?
Мама фыркает:
Ты такой наивный, Кассель. Ну конечно, знал. И потом, мы же заполучили камень, правда?
Ну да,
пытаюсь избавиться от мыслей о том, что сделала мама. — Так что же отец собирался с ним сделать?
Не знаю,
ее взгляд скользит мимо меня; она созерцает трещинки на отштукатуренной стене. — Наверное, у каждого мужчины есть свои секреты.
Бросаю на нее долгий взгляд.
Только
улыбается она. — Ладно, иди, поцелуй мамочку.
Когда я выхожу из комнаты, Лила ждет в коридоре. Она стоит, прислонившись к стене, напоминая модернистскую картину, которая стоит больше чем дом моей матери со всем его содержимым. Руки Лилы сложены на груди.
Достаю телефон и делаю вид, будто переписываю с визитки, которую дал мне врач, его телефон. Там написан просто номер, без имени, поэтому называю контакт «Д-р Доктор».
Надо было тебе сказать,
в конце концов произносит Лила.
Да, надо было,
отвечаю я. — Но мама умеет убеждать. И она заставила тебя дать слово.
Некоторые обещания не стоит выполнять,
Лила понижает голос. — Наверно, глупо было думать, что я смогу просто уйти и исчезнуть из твоей жизни. Мы связаны друг с другом, так ведь?
Ты не приговорена к тому, чтобы быть со мной,
сухо говорю я. — Инцидент с моей матерью уладится, ты поговоришь с Даникой и тогда…,
делаю неопределенный жест рукой.
Тогда я более или менее исчезну из ее жизни.
Лила издает резкий смешок. — Наверно, теперь я понимаю, каково тебе было — я повсюду следовала за тобой, умоляла обратить внимание, навязывалась тебе — словно я была твоим наказанием. Кажется, я даже испортила твои отношения с Одри — ну, когда вы пытались помириться.
По-моему, я их сам испортил.
Лила хмурится. Сразу видно, она мне не верит. — Но почему, Кассель? Почему ты говорил, что любишь, потом попросил Данику надо мной поработать, чтобы все мои чувства к тебе пропали, а потом опять завел речь о любви? Зачем ты пришел сюда и целовал меня, прижав к стене? Может, просто голову мне морочишь?
Я… нет! — Хочу сказать что-то еще, как-то оправдаться, но Лила неумолимо продолжает:
Ты был для меня лучшим в мире другом, но потом вдруг из-за тебя я стала животным в клетке, а ты вел себя так, будто тебе на это плевать. Знаю, у тебя забрали воспоминания, но тогда-то я об этом не догадывалась. И ненавидела тебя. Желала тебе смерти. Потом ты освободил меня из неволи, и, даже не успев с этим свыкнуться, я была вынуждена отчаянно в тебя влюбиться. А теперь, когда вижу тебя, все эти чувства обрушиваются на меня одновременно. И я так больше не могу. Может, ты был прав. Может, было бы лучше, если бы я вообще ничего не чувствовала.
Не знаю, что ответить. — Прости,
вот и все, что мне удается выдавить.
Нет, не надо. Я не требую извинений,
шепчет Лила. — Хотела бы, чтобы этим все ограничивалось, но нет. Я сейчас хуже любого психа.
Вовсе нет,
говорю я.
Лила смеется:
Не пытайся меня обмануть.
Хочется ее обнять, но мешают ее сложенные на груди руки. Вместо этого направляюсь к лестнице. Подойдя к ступенькам, останавливаюсь и оглядываюсь на нее. — Что бы ни случилось, что бы там я ни чувствовал, во что бы ты ни верила — надеюсь, ты всегда можешь считать меня своим другом.
Уголок ее губ приподнимается:
Хотелось бы.
Спускаясь, вижу Захарова — он стоит возле камина и разговаривает с каким-то парнем. Сразу узнаю эти пряди, торчащие над головой, словно рога, и проблеск золотых зубов. Парень глядит на меня темными бездонными глазами и приподнимает безупречно выщипанные дуги бровей.
Застываю на месте.
Сегодня он одет не в джинсы и толстовку, как в тот раз, когда я его преследовал по улицам Квинса. На нем лиловая мотоциклетная куртка и джинсы, а в ушах болтаются золотые серьги. Глаза у него подведены черным карандашом.
Гейдж. Так он тогда назвался.
Должно быть, Захаров заметил, как мы друг на друга смотрим. — Вы что же, знакомы?
Нет,
спешу ответить я.
Ожидаю, что Гейдж начнет возражать, но нет. — Кажется, я его не знаю. — Он обходит вокруг меня, берет рукой в перчатке меня за подбородок и приближает к себе мое лицо. Он немного ниже меня. Отшатываюсь, сбрасывая его руку.
Гейдж смеется. — Не мог же я забыть такое лицо!
Сообщи-ка и Касселю свою новость,
говорит Захаров. — Кассель, садись.
Замираю в нерешительности, косясь на лифт. Если побежать, то, скорее всего, удастся до него добраться, но кто знает, как долго будут открываться двери. А если и смогу спуститься на первый этаж, выйти из здания все равно не получится.
Садись,
повторяет Захаров. — Я пригласил сюда Гейджа, потому что чем больше думаю, что твой брат работает на федералов, тем больше склоняюсь к мысли, что если это и так, ты будешь его прикрывать. Особенно после того, как я угрожал его жизни. Беру свои слова обратно. Но раз уж выяснилось, что Филип был крысой, думаю, мы оба понимаем, чем нам придется поплатиться, если твой брат сделается стукачом.
Втягиваю в себя воздух и опускаюсь на диван. В камине мерцает пламя, наполняя огромную комнату странными танцующими тенями. Чувствую, как у меня потеют ладони.
Лила смотрит вниз, перегнувшись через перила. — Папа! В чем дело? — Ее слова эхом разносятся по просторной гостиной, отражаясь от обшитого деревом потолка и каменного пола.
Вот, Гейдж заглянул,
отвечает Захаров. — Насколько я понимаю, на днях у него были какие-то сложности.
Гейдж поднимает глаза на Лилу и ухмыляется. Интересно, давно ли они знакомы. — Я все сделал, как ты и хотела. Получилось быстро. Всего в одно местечко заглянуть пришлось — сразу его нашел.