Черное воскресенье
Шрифт:
В Триесте она передала детей на попечение сионистского подполья, перешла через улицу и упала замертво в дверях какого-то дома.
В 1946 году Дэвид Кабаков с сестрой очутились в Палестине, и их бегство кончилось. В десять лет от роду он уже был солдатом и оборонял шоссе Тель-Авив — Иерусалим.
Провоевав двадцать семь лет. Кабаков лучше многих других знал, сколь ценен мир. Он не испытывал ненависти к арабам, но полагал, что любые попытки вести переговоры с ООП — пустая трата времени. Именно так он и говорил, когда начальство обращалось к нему
В Моссад он считался хорошим офицером-разведчиком, но его послужной список был блистателен, и ему слишком везло «в поле», чтобы засаживать его за письменный стол. На оперативной работе Кабаков рисковал свободой, следовательно, его не допускали в святая святых Моссад. Он так и оставался в исполнительном звене разведки, вновь и вновь нанося удары по оплотам ООП в Ливане и Иордании. Высшее руководство Моссад дало ему прозвище «Окончательное решение».
Но никто никогда не назвал его так в лицо.
Огни Вашингтона внизу завертелись колесом, когда самолет пошел к взлетной полосе национального аэропорта. Кабаков разглядел Капитолий, белевший в струящемся свете. Может быть, Капитолий и есть их цель? — подумал он.
Двое мужчин, ждавших в маленькой комнате для совещаний в израильском посольстве, внимательно оглядели Кабакова, вошедшего вместе с послом Йохимом Теллем. Сэму Корли из ФБР майор напомнил капитана рейнджеров в Форт-Беннинге, где он учился двадцать лет назад.
Фаулер из ЦРУ никогда не был на военной службе. Ему Кабаков показался похожим на бульдога. Оба разведчика изучили второпях собранное досье на израильтянина, но там говорилось в основном о Шестидневной и Октябрьской войнах. Это были старые ксерокопии из ближневосточного отдела ЦРУ и газетная вырезка: «Кабаков — тигр перевала Митла». Журналистика, одним словом.
Посол Телль, так и не снявший свой обеденный фрак, быстро представил их друг другу. В комнате наступила тишина, и Кабаков нажал кнопку своего маленького магнитофона. Раздался голос Далии Айад: «Граждане Америки...».
Когда запись кончилась, Кабаков заговорил, медленно и осторожно, взвешивая свои слова:
— Мы полагаем, что «Черный Сентябрь» готовит здесь террористический акт. На этот раз их не интересуют заложники, переговоры или театральная революционная показуха. Им нужно как можно большее число жертв. Они хотят, чтобы вам стало тошно. По нашему мнению, замысел уже полным ходом приводится в действие и эта женщина играет в нем ключевую роль. — Он помолчал. — Нам представляется вероятным, что она уже здесь.
— Значит, у вас есть сведения, подтверждающие то, что на пленке, — сказал Фаулер.
— Это подтверждается тем фактом, что нам известно об их намерении нанести здесь удар, и обстоятельствами, при которых была обнаружена пленка. Да и не первая это их попытка, — ответил Кабаков.
— Вы взяли пленку из квартиры Наджира после того, как убили его?
— Да.
— Перед этим вы не подвергали его допросу?
— Допрашивать Наджира было бы бессмысленно.
Сэм Корли заметил сердитое выражение лица
— Почему вы думаете, что пленку записала та женщина, которую вы видели в квартире?
— Потому что Наджир не успел спрятать запись в надежное место, — отвечал Кабаков. — Он не был беспечным человеком.
— Но ему достало беспечности позволить вам убить себя, — ввернул Фаулер.
— Наджир продержался очень долго, — ответил Кабаков. — Достаточно долго, чтобы организовать удары в Мюнхене и аэропорту Лод. Слишком долго. Если сейчас вы не примете мер предосторожности, по воздуху залетают руки и ноги американцев.
— Почему вы думаете, что замысел воплотится теперь, когда Наджир мертв.
Корли поднял взгляд от газетной вырезки, которую изучал, и сам ответил Фаулеру:
— Потому что пленка была опасной уликой, и ее запись — наверняка, один из последних этапов подготовки. Приказ уже отдан. Я прав, майор?
Кабаков умел распознавать мастеров следственного дела. Корли выступал как его адвокат.
— Совершенно верно, — ответил он.
— Возможно, операция планировалась в другой стране, и сюда ее перенесли в самую последнюю минуту, — продолжал Корли. — Почему вы думаете, что женщина здесь?
— Квартира Наджира некоторое время находилась под наблюдением, — объяснил Кабаков. — Женщину не видели в Бейруте ни до, ни после нашего налета. Два языковеда из Моссад независимо друг от друга прослушали пленку и пришли к выводу: в детстве женщина изучала английский с помощью британцев, но последние год-два вращалась в американской языковой среде. Кроме того, в квартире найдена одежда американского производства.
— А может, она была просто курьером, прибывшим к Наджиру за последними указаниями, — предположил Фаулер. — Отвезти инструкции можно куда угодно.
— Будь она простым курьером, ей бы никогда не позволили увидеть лицо Наджира, — возразил Кабаков. — «Черный Сентябрь» построен по образцу пчелиных сот. В большинстве своем агенты знают только двух-трех других.
— Почему же вы не убили заодно и женщину, майор? — задавая этот вопрос, Фаулер не смотрел в лицо Кабакову. А если бы и смотрел, то очень скоро бы отвел глаза.
Посол впервые нарушил молчание.
— Потому что в то время убить ее не было причин, мистер Фаулер, — сказал он, — Надеюсь, вы не сожалеете о том, что майор поступил именно так?
Кабаков смежил и разомкнул веки. Эти люди не сознавали опасности. Они не встревожены. Мысленным взором он уже видел, как арабская броня с грохотом несется через Ситнайский полуостров, врывается в еврейские города, окружает их мирных жителей и гонит, будто стадо. А все потому, что нет самолетов. Потому, что американцы напуганы до тошноты. Потому, что он сохранил жизнь той женщине. Сотни одержанных им побед сейчас только расстраивали Кабакова. То, что он никак не мог знать, насколько важна роль этой женщины, отнюдь не оправдывало его в собственных глазах. Бейрутское задание не было выполнено безупречно.