Черное золото
Шрифт:
Выразительная реплика прозвучала в полной тишине и получилась неожиданно жесткой. Сергей увидел, как во главе стола полыхнули желтым огнем и потухли куриные глаза контр-адмирала.
Вечер был настолько хорош, что генерал Сивоконь решил прогуляться пешком. Он отпустил водителя за два квартала от дома, пересек проезжую часть и углубился в тихий сквер.
Здесь царила необычная атмосфера. Тихо, спокойно. Чирикали воробьи, легкий ветерок трепал кроны деревьев над головой. Генерал Сивоконь неспешно шел по аллее. Даже не шел, а гулял. В песочнице крутилась малышня, рядом стояли мамы. На скамейке два пенсионера
Генерал Сивоконь напоминал себе этого мальчика. Вот так же он навязывался в друзья людям, которые от него меньше всего ждали телефонных звонков.
Но что было делать? Трофим Иванович вовсе не хотел оказаться за решеткой.
Генерал Сивоконь весело подмигнул шахматистам и побрел дальше. Старики-пенсионеры с удивлением посмотрели вслед. А затем вернулись к прерванной партии.
Трофим Иванович нашел пустую скамейку, присел. Портфель поставил подле себя, сжав под мышкой. Откинулся на спинку скамьи и устало прикрыл глаза.
Генерал пытался использовать спокойствие этого уголка столицы, чтобы осмыслить ситуацию. Ту самую, которая возникла после слов полковника Подоляка о том, что заместитель военного прокурора Воробышев проявляет интерес к продаже ракетного крейсера Тайваню.
Все это было похоже на правду.
Трофим Иванович знал, что Подоляк окончил Челябинское танковое училище, затем служил в ГДР, участвовал в походе советских войск в Венгрию в 1956 году и в Чехословакию в 1968 году. После вывода советских войск из ГДР Подоляк был переведен в Москву – конечно, не просто так, а потому, что жена Подоляка была дочерью одного из партийных чиновников. На работе Подоляк держался скромно, был почти незаметен.
Получалось – то, что он заговорил с Трофимом Ивановичем, было поступком героическим для человека с таким характером, какой имел Подоляк.
О заместителе военного прокурора генерал армии знал куда меньше. Всем было известно, что Воробышев принципиально неподкупен, но ходили слухи, что он себе на уме. Сивоконь не очень верил в первое и был склонен поверить во второе.
Раз или два он увидел этого человека на совещаниях в Кремле и запомнил, что Воробышев всегда держался скованно, рот открывал, только когда спрашивали, и еще создавалось впечатление, что он, прежде чем сказать, трижды предварительно подумает, оттого и фразы всегда получались отточенные, словно карандаши в нагрудном кармане строгого чертежника. Движения его были скупые, скованные. Он был высок и худощав. Вечно поджатые губы создавали впечатление, что Воробышев всегда чем-то недоволен.
Трофим Иванович вздохнул. Этот тип человека был ему неприятен.
Больше ни о том, ни о другом сказать было нечего. Ничто не заставляло думать, что они связаны между собой.
Генерал достал из кармана трубку мобильного телефона, некоторое время крутил ее в руках, потом сунул обратно. Звонить, чтобы просить кого-то о помощи, больше не хотелось, не было сил. Он поднялся и – злой, усталый – направился шаркающей походкой к дому – силуэт родной высотки виднелся в двух кварталах.
Он решил попросить жену приготовить вкусный ужин, чтобы забыть волнения. Супруга замечательно умела делать сибирские пельмени, и у нее оставался некоторый запас в морозильнике.
Внезапно генерал Сивоконь услышал визг тормозов – и обернулся на звук. Через дорогу располагался магазин Росвоенторга, рядом с магазином остановилось такси. Из автомобиля вышел полковник Подоляк собственной персоной, за ним полная женщина в цветастом платье – Трофим Иванович узнал жену Подоляка, Галину.
Дальше произошло то, чего генерал Сивоконь никак не ожидал. Полковник и супруга направились в магазин, а из магазина в это время вышла другая пара. Трофим Иванович так и вперился взглядом: он увидел заместителя военного прокурора Воробышева в гражданском костюме. Дама, державшая Воробышева под руку, могла быть только его женой. В самом деле, только жена могла разговаривать так; вдобавок заместитель прокурора держал в руках увесистый полиэтиленовый пакет с покупками.
События развивались. Мужчины подошли друг к другу и пожали руки, а женщины обнялись и поцеловались. Бросилось в глаза, насколько женщины похожи одна на другую.
Трофим Иванович развернулся и, прячась за спинами других прохожих, поспешил прочь, пока его не заметили. Он шагал, проклиная все на свете. Только он, старый дурак, мог попасться на удочку, поверить, что Подоляк просто так подсовывает ему газеты. На самом деле его элементарно шантажировали.
Сквозь галдящую, пьющую и поющую толпу гостей, присутствовавших на банкете, неловко протискивался тот самый рядовой, который вез морских офицеров вдоль берега Волги в микроавтобусе. На пути рядового вырос контр-адмирал Ставрогин. Солдат остановился. Лицо приобрело смущенное выражение. Солдат по-уставному вскинул руку:
– Товарищ контр-адмирал, разрешите обратиться.
– Ну-ну. Говори. – Ставрогин икнул, попытался сосредоточиться. Его мутные глаза тупо разглядывали рядового. Пытаясь выглядеть трезвым, адмирал хмурил брови. Не очень-то получалось.
– Прошу два часа свободного времени, – попросил водитель. – Ко мне родители приехали.
– Как? Родители?! Деревенские родители к нашему рядовому?! – Настроение Ставрогина резко поползло вверх, словно что-то произошло, да и голос изменился. – Ах ты, мой солдатик, ах, Волошин… Зови их сюда, cлышишь? Зови сейчас же! – Адмирал орал во всю мощь легких и даже бил ладонью по столу, потом вскочил, словно намеревался куда-то бежать. – Рядовой Волошин, приказываю вам привести родителей за стол!
– Отец за рулем, – пролепетал солдат. – Я звонил им по мобильнику, сказал, что я здесь… Товарищ адмирал, у нас дом в десяти километрах, я ж сам местный…
– Твои родители на машине?
– Да, у них старенький «Москвич»… – Волошин растерянно смотрел на адмирала.
– Сейчас, сейчас, – произнес адмирал, явно заинтересовавшись новой возможностью развлечься. – Плевать, что за рулем… Мы их здесь ночевать оставим… А? – внезапно обернулся он к ничего не понимавшему иранцу, стал ему подмигивать и хлопать по плечу. – А? Какие дела? Видел? Заграничная твоя душа! Запоминай, как могут веселиться русские люди!
На лицах некоторых присутствующих стали появляться иронические ухмылки. Но Ставрогин ничего этого не замечал. Он развернул к себе иранца.
– Ну что, видел ты когда-нибудь такое, а? Вот она – Россия. Я, контр-адмирал, сажаю с собой за стол родителей солдата, рядового. Как равных себе, понял? А что, у вас такое может быть, скажи ты мне? Молчишь… Так я тебе скажу! Я, контр-адмирал Ставрогин, скажу – не может у вас такого быть, не может! Это – Россия, а не Иран и не Америка хренова. Это там солдат – никто, а у нас он равный мне. Мы – русские!