Чернокнижник. Черная Месса
Шрифт:
Еще четыре когтя прошли сквозь спину; леди кашлянула кровью и дернулась в последний раз. Алекс еще долго будет помнить её затуманенный, просящий взгляд и кровавую пену в уголках красивых губ. Мгновение и гигантский монстр делает легкое движение лапами — руками. Совсем как ребенок, распахивающий обътья улыбающейся матери.
Дум еле сдержал рвотный позыв, когда две половины разорванного тела упали на скамьи в разных концах зала.
— Смерть Змею! — завопил Смит, одним прыжком преодолевая разделявшее их с луп — гару пространство.
Клинок встретил когти, высекая бордовые
— Смерть Змею! — выкрикнули фанатики синхронно перезаряжая оружие.
Завыла стая, кидаясь прямо в гущу сражения. То, что десять секунд назад напоминало слаженный загон добычи, превратилось в кровавую баню.
Лапы, руки, морды, оружие, коги, стекленеющие глаза, пороховые облака и брызги крови — все это смешалось в безумном водовороте смертей. Дум смотрел на это, понимая, что должен ужаснуться, должен испытать хоть что-то, кроме скручивающего живот отвращения, граничащего с брезгливым омерзением.
Когда волк запрыгнул на спину упавшего гвардейца и выгрыз позвоночник; когда его же самого нашпиговали серебром, превращая в мелкое сито; когда от крови и пороха в воздухе повисла черно — красная пелена. Когда пол из золотистого превратился в алый, а от запаха закружилась голова, Дум должен был почувствовать укор совести. Ведь это он все устроил, он спланировал эту резню.
Но что-то внутри головы нашептывало "они бы и так друг друга переубивали, ты здесь ни при чем". И Алекс верил этому голосу, хоть и понимал, что его нельзя слушать, нельзя даже слышать. Потому что в нем звучали интонации чертового Балтаила.
И все же Алекс верил. Верил, когда Гвардеец вбил штурмовую винтовку в глотку волку и нажал на спусковой крючок, а в это время другой оборотень в прыжке вырвал ему кадык. Когда люди, бледнея, пытались закрывать раны руками, а в это время их драли на части. Когда волки отпрыгивали от одних пуль, чтобы их настигли другие. Когда смешивалась кровь, из ручейков превращаясь в потоки, сливающиеся в целое озеро.
В центре же стояли луп — гару и Смит.
Не замечая ничего вокруг, они самозабвенно рубили друг друга. Вернее Джон рубил, а оборотень пытался дотянуться до противника когтями и клыками.
Джон, немного качнув корпусом, сделал полушаг назад и выставив клинок перед собой, дернул запястьем. Лезвие сперва взмыло, а потом молниеносно опустилось на грудь твари, оставляя в воздухе серебристый росчерк. Индеец заревел, запрокидывая морду. Шерсть слиплась от крови, но луп — гару, кажется, не обращал внимания на "мелкие порезы".
Взмахами лап он заставлял воздух дрожать, а каждый удар, пришедшийся на блок, чуть ли не подкашивал немаленького Смита. Казалось что брюки трещали в районе бедер каждый раз, когда лощеный псевдо — ФБРовец приседал, чтобы смягчить давление от взмахов монстра.
Какой-то волк, пробившийся сквозь серебренный град, схватил Мечника за левую ногу. Тот даже не обратил на это внимания. Слегка качнул клинком, поворачивая плечи и на выдохе снес голову оборотню.
Луп — гару явно не в первый раз дрался с Искариотами. Воспользовавшись всего секундной заминкой, он, балансируя хвостом, в стиле какого-нибудь героя восточных боевиков, взмыл в воздух и ударил ногой — лапой.
Пожалуй, от такого удара не уцелела бы и кирпичная стена. Смит же, поставив жесткий блок, приложил к мечу плечо и, будто сражаясь с ураганом или штормом, оперся на бастард всем весом. Стиснув зубы, фанатик проскользил по крови почти три ярда, пребывая во все одной и той же позе. Страшно представить, какой силой обладал луп — гару, если его удары могли сотворить такое.
Предводители оказались разделены изрядно поредевшими соратниками. Три хромых, окровавленных волка; девушка, прижимающая к левому бедру Десерт Игл и молодой мужчина, держащий в дрожащих руках какую-то модификацию АКМ.
Луп — гару и Джон встретились глазами, а меньше через удар сердца каждый бросился на выручку своим. И оба, как бы ни были они сильны, в итоге опоздали.
Первым прыгнул волк, лишенный правого глаза. Размазавшись в воздухе серой лентой, он приземлился на грудь девушки, роняя ту на пол и буквально по виски погружая в собравшуюся в своеобразной низине кровь. Массивные челюсти уже почти перекусили тонкую шею, как девушка вдавила дуло пистолета в незащищенное брюхо оборотня. Всего два щелчка и спина волка превращается в вулкан, вместо лавы и камней извергающий кровь и куски плоти.
Дернувшись, волк упал, придавив собой раненную девушку. Этим тут же воспользовались его сородичи. Они бросились на обездвиженную добычу, но перед ними встал тот самый парень. Вскинув автомат и что-то закричав, он вдавил гашетку.
Обессилевшие руки не могли справиться с отдачей и то, что некогда было разящим кнутом, превратилось в дырявую рыболовную сеть. Пули летели куда угодно, но только не в цель. И все же несколько настигли волков. Слишком поздно, чтобы спасти стрелка, но достаточно, чтобы один из них, заскулив, рухнул на пол. С развороченной грудиной, он потонул в озере крови.
Второй же, будучи еще в воздухе, когтями разодрал глотку фанатика и приземлился рядом с леди. Гвардеец падал красиво. Настолько красиво, что любой любитель пафосной режиссуры аплодировал бы стоя. Раскинув руки и почти выронив автомат, повисший на курковой дуге, парень летел в озеро крови, при падении подняв настоящее багровое цунами.
Волны еще не улеглись, как стрелок окинул помещение мутнеющим взглядом. Остановившись на Думе, он медленно поднял автомат и что-то прохрипев, из последних сил вдавил курок. Еще мгновение назад пули летели во всевозможных направлениях, но не туда, куда нужно. Сейчас же их направляло само провидение, не иначе.
Браслет на запястье с шипением треснул и в воздухе материализовалась здоровенная крыса. Две пули она поймала желтыми резцами, перекусывая и поглащая их, отчего стала еще больше. Но последняя, третья, прошла сквозь черно — магическую защиту.
Пройдя всего лишь по касательной, она, тем не менее, заставила Алекса покачнуться, тяжело оперевшись на кафедру. От боли мир начал танцевать смесь вальса и нижнего брэйка. Волк посмотрел на девушку, тонущую в крови и на Дума, потом снова на девушку. Выбор был очевиден.