Чернокнижник
Шрифт:
– А ты возьми, и измени эту долю.
– Как?
– Да так же, как он это делает. Неужели ты думаешь, что кроме него на свете нет мужчин?
– Нет, я так не могу. Если бы я не была замужем, тогда…
– А он где сейчас, как ты думаешь?
– По бабам ходит, мамины деньги проматывает. Я же чувствую, что от него духами пахнет.
– Он мамины транжирит, а у тебя теперь его деньги есть. А вдруг твой новый мужчина будет совсем другим, а вдруг с ним не только ты, но и твои дети будут в достатке?
Наташа задумалась. А действительно, кто придумал, что мужчинам можно делать что угодно, а женщинам нельзя ничего? Почему он может
Видимо, то, что думала Наташа, было написано на её лице, потому что собеседница продолжила их вслух.
– Лично я совершенно свободна от этих средневековых комплексов. И, как видишь, живу совсем неплохо.
Наташа хотела спросить Катю, есть ли у неё дети, но почему-то не решилась.
– У меня завтра встреча с одним очень интересным мужчиной, если хочешь, приходи.
– А что я там буду делать?
– То, что женщины делают с мужчинами.
– Втроём? – испугалась Наташа.
– Нет, это тебе ещё рано. Мы посидим немного втроём, а потом я найду причину, чтобы уйти. Кстати, этот мужчина тоже писатель.
– А вдруг он знает моего Вячеслава?
– Надеюсь, у тебя хватит ума не говорить ему про своего мужа?
Поначалу Наташе было неудобно в незнакомой ей компании. Она то и дело смотрела на часы и ждала, когда эта встреча закончится. Но постепенно вино, которого было в изобилии, сделало своё дело, и скованность куда-то ушла. Наташу даже увлекла тема разговора: молодой человек с упоением рассказывал о героях-врачах, которые, прежде чем лечить людей, испытывали свои новые препараты на себе. Она не принимала участия в разговоре, а только слушала, но сюжеты, рассказываемые собеседниками, взятые ими из книг и кинофильмов, увлекали её всё больше и больше, и наконец поглотили симпатичную девушку окончательно. Наташа даже не заметила, как её знакомая встала из-за стола, посмотрела на часы, забеспокоилась, что-то сказала молодому человеку и исчезла. Она не заметила, как она и молодой человек перекочевали из-за стола на диван, как их тела уже ничто не разделяло, и как рука молодого человека легла туда, где дозволялось находиться только руке мужа. Наташа хотела возмутиться, но рука сама, почувствовав, что перешла запретную черту, поспешила убраться.
– Взять хотя бы супругов Кюри, – продолжал молодой человек так, будто его рука и не переходила границы дозволенного.
– А при чём тут Кюри? Они не знали, что их опыты вредны для здоровья.
– Ты думаешь, что если бы они знали о радиации, то прекратили бы опыты?
Наташа молчала. Но её запинка вовсе не была обусловлена супругами Кюри. Она вспоминала, когда они с её собеседником перешли на «ты».
– Разве мы с вами пили на брудершафт? – спросила она.
– Отличный тост! – воскликнул собеседник. – Как же я это раньше не предложил?
Он встал с дивана и наполнил фужеры.
– Пить надо обязательно до дна, – предупредил молодой человек.
Наташа не успела не только что-то сказать, а даже подумать, как Николай поднёс бокал к её губам, причём так, что ей обязательно надо было отпить, иначе её нарядное и единственное платье было бы залито вином и испорчено. Когда угроза платью миновала, Наташа хотела отодвинуть фужер, но не тут-то было.
– До дна, до дна, – настаивал кавалер.
Наташа исполнила его требование и чуть не выронила фужер из рук. Кавалер
– А теперь надо трижды поцеловаться. Это не я придумал, так положено.
Николай подхватил девушку и уложил на диван. Что касается рук, то всякие границы для них перестали существовать, чем они и воспользовались незамедлительно.
Юрику и Шурику казалось, что тяжелее их работы не существует. И, в известном смысле, это было действительно так. Необходимо было не только заснять материал, но и самим не обнаружить себя, что сделать было исключительно тяжело, ибо стоны от созерцания сами собой вырывались из груди.
– Зачем нам эти камеры? – ворчал Шурик, – неужели мы не способны на бумаге изложить всё, что видели?
– На бумаге каждый дурак может, – возражал ему приятель. – А как тебя можно проверить?
– Меня проверять не надо. Я и без всего этого, – Шурик показал рукой на камеру, – могу написать.
– Таких писак, как ты, хоть пруд пруди! Ясно сказано, что издательство интересует материал, максимально приближенный к реальным событиям. Вот поэтому они и хотят нас проверить.
– Слушай, а когда они нам аванс выдадут? – вдруг спросил Шурик. – Судя по тому, как эти кувыркаются, – он опять показал на камеру, – им уже заплатили.
– Просто так никто ничего платить не будет. Надо хотя бы что-то написать.
– Ты хочешь сказать, что они написали?
– Конечно, – уверенно сказал Юрик. – Ты же видишь, как они оттягиваются.
– Юрка, а давай разделимся, – предложил Шурик. – Я буду писать про Ворошилова, а ты про Семёнова.
– Отлично! Таким образом, мы увеличим свою производительность труда вдвое.
Просмотрев скопленный материал, стратеги разложили на столе «карту боевых действий» и потёрли руки от удовольствия.
– А ты боялся, что у тебя сюжетов не хватит, – радовалась Катя.
– Теперь их девать некуда.
– Девать их есть куда. Давай составим схему. Расположим сюжеты так, чтобы они составили цепь и пришли к логическому концу.
Пачки бумаги, которые заключали в себе отдельный сюжет, стали кочевать по столу, образуя причудливый хоровод. Наконец каждая пачка заняла своё место. Катя взяла фломастер и прямо на скатерти провела стрелки от одной стопке к другой.
– Зачем ты скатерть испортила? – удивился Чернокнижник.
– Эта скатерть прославит нас!
Пётр посмотрел на стол. Его внимание привлекли несколько коробочек с плёнкой от кинокамеры.
– А это не пригодилось? – спросил он Катю.
– А это самая главная деталь в нашем деле.
– Не понял, – удивился Чернокнижник.
– Всё поймёшь в конце, – зло улыбнулась Катя.
Глава 18
После того, как известие о распаде Союза Советских Социалистических Республик потрясло мир, полковника отправили в отставку. Напрасно он доказывал своим начальникам, что они сами не верили той информации, которую тот поставлял. Нужно было найти стрелочника, и он был найден. Полковник оказался в ненужное время и в ненужном месте. Мишель, который целиком и полностью зависел от полковника, тоже остался не у дел. Только Пётр, окунувшись в свой, никому не ведомый, мир ничего не видел и ничего не слышал.