Чернокнижник
Шрифт:
Проведя как-то совещание, начальник Гены, отпустив всех, попросил его задержаться.
– Как у тебя дела? – спросил он и протянул свою руку.
Гена дал начальнику папку, которую он принёс на совещание, и которую так и не пришлось открыть.
– Ну что ж, неплохо, очень даже неплохо, – говорил начальник не то себе, не то своему сотруднику, просматривая содержимое папки.
– Что же там хорошего? Все доказательства косвенные, суду предъявлять нечего.
– А зачем тебе нужен суд? До суда мы доводить ничего не будем.
– То есть, как это, не будем? – не понял Гена.
– Если мы доведём до суда,
– Что возьмёт суд?
Начальник посмотрел по сторонам и отечески улыбнулся.
– Подожди, я тебе всё объясню.
Гена пересел поближе к начальнику и приготовился внимательно слушать.
– Вот, видишь, – начал шеф, показывая на листок в деле. – Это Шкворень – он работает на Тамбовцев. Те его, конечно, нам не отдадут, но заплатить – заплатят, тут они никуда не денутся. А этот персонаж, – начальник показал на приложенную к делу фотокарточку, – неизвестно на кого работает. Скорее всего, это либо дебютант, либо беспредельщик. Нам необходимо выяснить, серьёзная у них организация или нет. Если нет, то мы его закрываем, и Тамбовцы нам ещё доплачивают за то, что мы убрали конкурента, а если нет, то они всё равно нам платят за то, что мы их вывели на конкурента. Сечёшь? При любом раскладе они должны нам платить.
– А потерпевший?
– А что потерпевший? Потерпевший – барыга, он по жизни платить должен. Если его никто защитить не сумел, то его крышей будем мы.
Гена хотел возмутиться, хотел напомнить начальнику, что они офицеры милиции, а не бандиты, но почему-то сказал совсем не то, что хотел:
– У этого барыги за душой ничего не осталось. Его всего выпотрошили.
– Что, совсем ничего? – сочувственно спросил начальник.
Гена покачал головой.
– Жаль, а я хотел барыгу тебе оставить.
Начальник закрыл папку и положил её в ящик своего стола. Оттуда он вытащил другую и подал её Гене.
– Возьми, этого взяли при попытке ограбления сберкассы, у него есть, что взять.
Иванов Владимир Петрович был одним из тех членов общества, которые, обладая поплавком (значком высшего учебного заведения), в материальном плане шёл, как говорится, на дно. Во времена советской власти так и говорили: «поплавок зачастую бывает и грузилом». Понять это очень просто: Для того, чтобы занять мало-мальски значимый пост, необходимо быть членом партии. Однако вступить в партию, имея на груди поплавок, было не так-то просто. Партия в стране советов была рабоче-крестьянская, то есть, состояла из представителей двух основных классов общества – рабочих и крестьян. Интеллигенция, к коей относились люди, имеющие высшее образование, вообще ни к какому классу не относились, они квалифицировались, как прослойка. Совершенно очевидно, что если бы общество двигалось вперёд исключительно благодаря этим двум классам, то оно, если бы и дошло до чего, так это не до развитого социализма, а до пивного ларька, где с лёгкой душой пропило бы всё, включая и социализм. Именно поэтому интеллигентов, хотелось этого обществу или не хотелось, но принимали в партию. Должен же кто-то руководить государством? Не всем же только руки поднимать на собраниях? Именно поэтому в райкомах партии свято соблюдалось негласное правило: принять в партию одного инженера можно было только после того, как будут
Владимир Петрович, уже второй год исполнявший обязанности начальника отдела технического контроля, стоял перед секретарём партийной организацией с заявлением о приёме в партию, потому как другим способом исключить из названия своей должности пресловутую аббревиатуру «ИО» не было никакой возможности.
– Я же тебе говорил, что пока мы не примем трёх рабочих, нам никто не разрешит взять инженера, – объяснял ему секретарь.
– Аркадий Иванович, но уже два года прошло! Неужели за два года не приняли ни одного рабочего?
– Ну почему же не приняли? Троих приняли.
– Тогда почему же опять осталось троё?
– Не можем же мы допустить, чтобы у нас директор не был членом партии! Пришлось его вставить вне очереди.
– Это что же, за два года всего трое рабочих?
– А ты что думал? Это ведь тебе партия для карьеры нужна, а им для чего? Они и без партии прекрасно обходятся.
– Выходит, что нашему рабочему классу партия не нужна?
Секретарь вздрогнул и осмотрелся.
– Ты думаешь, что говоришь?
– А что я такого сказал? Или у вас на вступление в партию очередь из рабочих стоит?
– Очередь стоит, только не из рабочих, а из карьеристов, вроде тебя.
– Что вы хотите этим сказать?
– А то, что слышал: тебе партия нужна только для одной цели – карьерного роста.
– Неужели вы считаете, что для руководителя карьерный рост ничего не значит? Вы-то для чего в партию вступали?
Секретарь снова подозрительно осмотрелся.
– Володя, ты совсем за своей речью не следишь.
– А что ты ёрзаешь, будто сейчас тридцать седьмой год? – забыв, что встреча носит официальный характер, перешёл на «ТЫ» Владимир Петрович.
Однако это обстоятельство нисколько не смутило секретаря партийной организации.
– Я, между прочим, в партию вступил, когда на рабочей сетке был.
Аркадий Иванович вдруг улыбнулся и с хитрецой посмотрел на исполняющего обязанности начальника ОТК. Тот, заметив это, понял, что секретарь нашёл какой-то выход из создавшегося тупика.
– А если тебе перейти на рабочую сетку? – вдруг предложил Аркадий Иванович.
– Мне? Я же инженер!
– А ты слышал выступление Леонида Ильича на съезде? Наша партия гордится тем, что среди рабочих всё больше и больше людей с высшим образованием.
– Да этим не гордиться, этого стыдиться надо. Государство тратит сумасшедшие деньги на подготовку инженера, а он потом, вместо того, чтобы реализовывать свои знания, гайки крутит!
– Почему гайки? В стране много станков с числовым программным управлением…
– В стране может быть и много, а на нашем заводе зубило и кувалда – вот весь инструмент пролетариата.
– Володя, давай будем рассуждать по государственному. Раз на съезде так считают, значит это государство устраивает. И не только государство, но и нас с тобой. У меня сразу рост по рабочему классу появятся, а ты через два года можешь считать себя членом КПСС.
– Как, через два года?
– А как ты думал? Не могу же я тебя сразу принять? Тогда всё белыми нитками будет шито. А через год – милости просим.
– Так через год. А второй?
– Про кандидатский срок забыл? Год отдай, и не греши.