Чернокнижники
Шрифт:
Подойдя вплотную, осветил фонариком, присмотрелся. Кажется, колесики были бронзовыми — но потемнели от времени, ставши едва ли не черными. Ну конечно, сюда не пускали никаких слуг, даже особо доверенных, а сами господа исследователи бронзу от патины не очищали, полагая, что сойдет и так. Да конечно, сойдет — цифры-то различимы отчетливо, глубоко врезанные в металл, разделенные аккуратными поперечными линиями. Гадать тут нечего, нужно всего-навсего повернуть колесики так, чтобы вверху или внизу, там, где они скрываются оставшейся частью в двери,
Но ему-то откуда это число знать? Судя по всему, до секрета и наблюдатели пока что не добрались — иначе Калязин непременно сообщил бы ему заветное число. А самому нечего и пытаться. Насколько он помнил из математики, комбинация из четырех цифр дает многие тысячи вариантов, тут не то что оставшегося ночного времени, а и месяцев может не хватить…
Он все же повернул на полный оборот крайнее слева колесико — не пытаясь уповать на счастливый случай, позволивший бы сразу поставить нужную комбинацию, а попросту присматриваясь к потемневшей бронзе: быть может, возле правильной цифры сыщутся какие-нибудь следы? Царапины, особые потертости, еще что-нибудь?
Нет, ничего подобного, никаких отметин, и на втором тоже, значит, и пробовать не стоит. Осторожненько вернув колесики к прежним, первоначальным цифрам, он спустился по лестнице, не особенно и чувствуя себя проигравшим: если все пройдет гладко, туда все равно попадут…
Вышел и старательно запер дверь «научного заведения» на все три замка, что отняло немало времени, хотя и помнил, какие именно отмычки использовал. Пустился в обратный путь. Оставалось еще одно дельце, имевшее мало отношения к ученым занятиям. Грех не использовать такой удобный случай…
Где располагаются отведенные Липатову покои, он уже знал — и направился туда, переступив по пути через парочку слуг, которых убойный сон сморил прямо в коридорах. Ах, персюки, какие же все-таки молодцы, хоть и воевали с нами не раз, хоть и убили посла Грибоедова… а впрочем, истинную историю гибели Грибоедова знают немногие, исключительно из тех, кто трудится в Особой экспедиции и связанных с нею учреждениях вроде Гатчинского батальона…
Дверь, конечно же, оказалась без замка — с каких это пор комнаты для гостей, вообще помещения в богатом доме снабжаются замками на внутренних дверях? Разве что когда потребуется укрыть заведение, которое он только что покинул…
Бесцеремонно распахнул дверь спальни, посветил чуть выше кровати. Покривил губы: рядом с безмятежно посапывающим Ляпуновым разместилась столь же крепко спящая белокурая девка. Революционная мораль, конечно, имеет место быть — однако чисто по-человечески господин бомбист скорее всего ощущает неизбежное душевное неудобство, каковое и лечит с помощью доступных крепостных красоток…
Присмотрелся. В спальне просто не оказалось места, где можно хоть что-то укрыть. Посветив под кровать, он ничего там не обнаружил. И вышел на цыпочках.
Тщательно осмотрел кабинет и гостиную — но и там ничего подозрительного, не принадлежавшего бы этому времени, не нашел. Оставалась гардеробная.
Именно там, в огромном шкафу, под висящими в рядок камзолами — судя по их количеству, Липатов здесь старательно изображал светского щеголя — и обнаружился не такой уж большой, но довольно тяжелый сундучок. Осторожно его вынув, поставив на пол, Савельев присмотрелся. Судя по виду, по замочной скважине, сундучок не из грядущего притащен, он здешний — что несколько облегчает задачу. Судя по донесениям агентов и наблюдателей, Липатов не единожды приезжал в дом к Тягунову с большим саквояжем, с которым и отправлялся в былое.
Замок не устоял против третьей по счету кушаковской отмычки, батальонные даже не пришлось доставать. Фонарь стоял рядом, луч, направленный в потолок, давал достаточно света. Савельев обеими руками, очень осторожно приподнял крышку, из предосторожности расположившись позади сундучка, с тыльной стороны. Вполне уместная предосторожность: в былом, кроме хитрых замков, порой любили предпринимать и другие меры против непрошеных любопытных — и острые железные шипы могли выскочить, и маленький пистолет бабахнуть прямо в лицо, если у тебя есть только отмычки, а о надежно укрытых кнопках, отключающих эту машинерию, ты и представления не имеешь…
Крышка оставалась поднятой уже секунд пять — но никаких неприятных сюрпризов сундучок не преподнес. Вот теперь можно и заглянуть…
Ему показалось, что волосы на голове и в самом деле зашевелились, как любят выражаться авторы скверных романчиков…
Левую половину сундучка занимали тесно стоящие бок о бок цилиндры — высотой чуть поменьше локтя, диаметром со стакан. Вполне подходящие для того, чтобы их укрыть под здешними камзолами. Осторожно коснувшись пальцем боковинки одного, Савельев сделал вывод, что изготовлена эта штука из плотного картона. Если это не бомбы — то он не поручик, а шах персидский…
Справа аккуратно уложены четыре револьвера — английские бульдоги, оружие крайне опасное: невелики размером, но калибром иные даже чуточку превосходят армейскую винтовку. Весьма удобная штука, особенно на малой дистанции. А в тех бумажных пачках наверняка запас патронов.
Стоя на коленях над раскрытым сундучком, Савельев по-прежнему не мог избавиться от противного ощущения, что волосы на голове шевелятся. По спине поползли ручейки пота.
Другого объяснения не было — имелось одно-единственное. Учитывая все обстоятельства, ответ один, головоломка решена, не оставив неясностей.
Вполне возможно, Липатов переправил сюда еще и парочку сообщников — в отчетах поминалось, что далеко не все, входившие в дом Тягунова, из него выходили. Как бы там ни было, сколько их тут ни обосновалось, замысел ясен. Когда — уже через неделю! — в Головинском дворце императрица и цесаревич будут торжественно встречать невесту наследника престола, совсем близко, среди присутствующих окажутся решительные люди с бомбами и револьверами… Вот что он, значит, придумал: решил нанести удар не в своем времени, а в былом.