Черноморский набат
Шрифт:
Турки с радостными криками волокли в тыл захваченные пушки и яростно преследовали отступающих.
Вот как впоследствии сам Суворов писал об этих страшных минутах: «…С такими еще я не дрался; летят больше на холодное ружье. Нас особливо жестоко… били, мне лицо все засыпало песком, и под сердцем рана картечная ж… ежели бы не ударили на ад, клянусь Богом, ад бы нас здесь поглотил».
В это время Суворов был вторично ранен. На сей раз пуля пробила ему левую руку. Ординарец и казачий есаул Кутейников отвезли истекающего кровью генерал-аншефа за крепость. Суворов велел наскоро обмыть рану морской водой. Кутейников перевязал рану своим галстуком.
– Помогло,
Ему подвели новую лошадь, помогли сесть в седло. Опытным взглядом полководец оценил ситуацию. Сражение представляло собой беспорядочное смешение наших и турок, которые без всякого строя толпами резались друг с другом. Турки давили массой. Было очевидно что ввиду своей многочисленности они в конце концов перережут наших. Боясь попасть в своих, прекратили огонь из крепости. По той же причине перестали палить и с турецких кораблей.
Под стенами крепости Суворов держал свой последний резерв – три роты Муромский батальон.
– Всех в бой! – крикнул генерал-аншеф бывшему при нем ординарцу.
В это время на косе появились и десять эскадронов легкоконной бригады, вызванной еще утром Суворовым из-под Херсона. Гусары подоспели как нельзя кстати. Прямо с марша они были брошены в бой.
Муромцы с ружьями наперевес дружно пошли вперед. Обгоняя их, в толпу турок врезались и гусары. Понеслось! Через несколько минут сумасшедшей рубки турки не выдержали нашего натиска и обратились в бегство.
Солнце уже садилось, когда наступление русских войск возобновилось в третий раз. При этом донские казаки сломили передовые порядки турок и отбили потерянные пушки.
Из хроники сражения: «Свежие войска повели третью атаку с бурным порывом. Турки были выгнаны из всех ложементов; легкоконная бригада била их с фронта, пехота теснила справа, казаки действовали слева. Неприятель очутился как в тисках и нигде не видел себе спасения, потому что суда, высадив десант, отошли в море по приказанию паши, который думал таким способом вдохнуть в свои войска больше решимости и храбрости. По словам Суворова, турки как тигры бросались на теснившую их русскую пехоту и кавалерию, но безуспешно. Скоро они были сбиты на пространство всего полуверсты; русская артиллерия громила их картечью, нанося страшный урон. Турки бросались в море: одни укрывались за бревенчатой эстакадой, другие искали спасения вплавь и гибли в воде сотнями. Дело было для них проиграно безвозвратно».
Преследуемый противник слабо защищал свои окопы и к ночи был отброшен на угол косы. Оставалось завладеть этой узкой полоской да сотней саженей на мысу, где скопились остатки десанта, но сил на это уже не было. Изнуренные солдаты падали прямо на поле боя и мгновенно засыпали.
– Сoup de grace! – объявил Суворов. – Последний удар!
Огонь по остаткам неприятельских войск открыла батарея Шлиссельбургского полка, «турок картечами нещетно перестреляно», а ротмистр Шуханов повел свои эскадроны в атаку прямо по грудам вражеских тел, загоняя уцелевших турок в воду. Умолкший турецкий флот к этому времени отошел от берега, не став спасать тонущих в море.
Из хроники сражения: «Бой был рукопашный. Русские перемешались с турками, так что с крепости невозможно было стрелять, и хотя выстрелами успели взорвать две турецкие лодки, но, казалось, дело было проиграно. Многолюдство наконец должно было одолеть храбрость. Турки теснили, гнали русских – но счастье не забыло своего любимца: десять эскадронов конницы уже приблизились к Кинбурну и немедленно были введены в дело. Ужасное поражение следовало за их ударом. Турок гнали, били, топили в море, несмотря на отчаянную оборону. Едва 700 человек спаслось из 6000, вышедших на Кинбурнскую косу. Лучшая половина очаковского гарнизона погибла в этой высадке. Из 600 взятых в плен турок умерло от ран 500. Трупов дервишей насчитали до пятидесяти. Паша, предводивший турками, был убит. Русских убито до 200 и ранено до 800. В десять часов вечера кончилось сражение, и когда только вопли раненых и утопавших турок оглашали воздух…»
Победа была совершенной. Множество тел было выброшено морем на берег на следующий день.
– Молитесь Богу! От него победа! Бог вас водит. Он ваш генерал! – говорил Суворов, объезжая войска, с трудом удерживаясь в седле от большой потери крови.
Когда стало ясно, что сражение завершилось, Суворов, чувствуя полное изнеможение, отправился в крепость. Едва лекарь перевязал ему рану, как он упал без чувств.
– Что с генералом? – встревожились присутствующие офицеры.
– Большая потеря крови и упадок сил. Нужен сон и покой! – отвечал им лекарь, омывая руки в тазу и готовясь к очередной ампутации.
В это время снова уже в полной темноте раздались крики и выстрелы, на этот раз уже позади крепости. Это изменники-запорожцы решили попытать счастья внезапным ночным нападением.
По запорожским лодкам открыли огонь с крепостных верков. Услышав пушечные выстрелы, Суворов тут же очнулся:
– Что там!
– Не извольте беспокоиться, ваше превосходительство, запорожцы неверные наскок делают! Отобьем!
Но Суворов, забыв о ране, отправился на валы и находился там до полного отбития нападения.
Остатки турецкого десанта провели ночь в воде, за деревянным настилом. К утру их осталось еще меньше, так как умерло много раненых. С восходом солнца к косе осторожно приблизилось несколько турецких судов за живыми и мертвыми. Наши немедленно открыли огонь и потопили немало лодок, а потом к ужасу турок взорвали и большое транспортное судно, полное спасаемых. Уйти удалось немногим. Последние несколько сотен турок, спрятавшихся в камышах на оконечности косы, утром добили казаки.
Весь следующий день хоронили убитых. Трупы турок бросали в море. Среди убитых янычар были найдены два француза. По этому случаю Екатерина написала Потемкину: «Буде из французов попадет кто в полон, то прошу отправить к Кашкину (губернатор Сибири. – В.Ш.) в Сибирь в северную, дабы у них отбить охоту ездить учить и наставить турков».
На следующий день Суворов выстроил войска лицом к Очакову. Был отслужен молебен, произведен салют. Историк пишет: «Тебе, Бога, хвалим!» было воспето, при громе пушек с крепости».
Очаковские турки высыпали на берег и безмолвно взирали на триумф противника. Беспокоить кинбурнцев выстрелами они уже не решились. А море почти до весны выкидывало на берег трупы янычар.
Насколько трагически для нас могли быть последствия падения Кинбурна, вследствие которого мы теряли и Херсон, а туркам открывался свободный путь на Крым, настолько важной оказались и последствия победы. Турецкий флот немедленно удалился из-под Очакова в Константинополь. Известие о победе взбодрило пребывавшего в унынии Потемкина. После Кинбурна светлейший снова стал бодрым и деятельным.