Чёрному, с любовью
Шрифт:
Почему-то от этого эффекта сложно было оставаться в своём теле. Такое чувство, будто я плыла, будто какая-то часть меня находилась больше в Барьере, нежели здесь, на Земле. Я пыталась заземлить себя, утянуть обратно, но не могла это сделать. Мне даже сложно было идти по прямой.
Это походило не столько на опьянение, сколько на очень плохое самочувствие из-за лихорадки.
Я стиснула винтовку, которая всё ещё болталась за моей спиной, опёрлась на окно для равновесия и ещё немножко подвинулась к Джему.
Я почти дошла до него, когда в моём
«Ilya… Это ты?»
Я остановилась, стиснув кирпичную стену.
Ещё одно присутствие омыло меня как дурной сон, заставив закрыть глаза. Оно оставило меня задыхаться, моя кровь хаотично пульсировала в венах.
«Дорогая девочка… моя шоколадка…»
Я задохнулась. Мое сердце ёкнуло в груди, дыхание перехватило.
«Это действительно ты? Моя прекрасная Мириам, после всего этого времени?»
Джем рядом со мной схватил меня за руку.
Какая-то часть меня потянулась к Блэку, но он казался далёким, недостижимым.
Мой свет тянулся к нему…
«Di'lanlente o' kitre-so’h, — горячее облако боли выплеснулось из света Солоника, ударив по мне и заставив меня отпрянуть. — Твой свет так сильно изменился. Очень, очень сильно, ilya. Gaos…»
Я чувствовала, как мой свет пытается бороться с ним, отстраниться от него всеми возможными путями. Однако я не могла от него отдалиться. Это повторение Бангкока: он вторгался в мой свет, а я не в состоянии от него отгородиться. В этот раз виной тому вампирский яд и конструкция, а не мой поломанный свет, но эффект был бы тем же.
Я не могла от него отгородиться.
Меня всё сильнее и сильнее охватывало отчаяние, но это всё равно что бороться с дымом.
Я вновь попыталась потянуться к Блэку, найти его, но и это мне не удавалось.
Я оказалась в ловушке в этом аморфном, похожем на дым состоянии — между Солоником, ядом Ника, самим Ником, конструкцией дяди Чарльза, возможно, стрессом, потерей крови, разделением с Блэком. Какой бы коктейль ни влиял на мой разум и свет, я затерялась там, будучи не в состоянии затащить себя обратно в тело.
Солоник продолжал говорить со мной.
«Моя маленькая ilya выросла, — его желание ударило по мне с физической силой, душа меня. — Твой дядя рассказывает мне всякое, прекрасная сестра. Он говорит мне, что начал тренировать тебя. Он говорит мне, что ты умна, быстро учишься, что твой свет принадлежит старой душе…»
Его боль усилилась, пока он ощупывал мой свет, пытаясь вновь познакомиться с ним, почувствовать то, о чем говорил ему мой дядя.
«Я бы очень хотел поговорить с тобой, ilya, теперь, когда ты поистине моя сестра. Я бы научил тебя стольким вещам. Вещам, которым твой щенок-муж и эти изменники-видящие не могут тебя научить. Вещам, которым не может научить тебя дядя…»
Я ощутила, как в свете Блэка поднимается ярость.
Голос Солоника сделался более холодным, более смертоносным.
«Мне сказали, что ты взяла этого ребёнка в супруги, ilya. Признаюсь, я отнюдь не обрадовался этим новостям. Я отнюдь не обрадовался, что ему разрешили привязать тебя к нему вопреки тому, что он так молод. Я сказал твоему дяде немало злых слов на этот счёт, ilya…»
Я чувствовала, как Джем пытается вытолкнуть его из моего света.
Свет Блэка обернулся вокруг меня, но его вновь вытеснили.
Я чувствовала, как внимание Блэка разделилось между Ником и Солоником, когда Ник повернулся и уставился на меня кровавыми глазами, хмуро поджав губы. Я впервые осознала, что мой разум всё ещё связан с ним через яд.
Ник тоже слышал Солоника, так же ясно, как Джем и Блэк.
Может, даже ещё отчётливее.
Я постаралась вытолкнуть Солоника, но это всё равно напоминало попытки оттолкнуть дым.
В своём сознании я видела их всех.
Кроваво-красные глаза Ника, смотрящие на меня с другого конца пожарной лестницы.
Я видела его при нашей последней встрече на острове Мангаан — он смеялся над словами Энджел, пока мы трое катались на досках на главном пляже между плавательными бассейнами. Я видела, как Ник дрейфовал на спине и удовлетворённо вздыхал, глядя в синее небо, говоря о тако и маргаритах на ужин в островном ресторане Блэка.
Я видела лицо Энджел, когда мы вернулись из Европы, затем позднее той же ночью. Её глаза переполнились слезами, пока мы сидели в её с Ковбоем квартире на Калифорния-стрит, пили текилу за Ника и пытались убедить друг друга, что он всё ещё может быть жив.
Золотые радужки сменили светло-карие глаза Энджел.
Лунный свет заливал худую мускулистую грудь. Глаза Блэка светились, пока он лежал подо мной в Санта-Круз. Его искренний смех, когда он показал мне мои светящиеся радужки, поднеся мою же ладонь к моему лицу.
Затем я увидела Джема, который пристально смотрел на Блэка, и черты его красивого лица побелели от страха.
Я чувствовала, что он знает что-то, неизвестное мне. Знает, что на самом деле значат эти светящиеся радужки.
Боль рябью прокатилась по мне. Боль, которой я не понимала.
«Ilya… ты всё ещё там, ilya?»
Я видела Солоника и его фиалковые глаза надо мной.
Я ощущала его горячую кожу, пока он потел надо мной в том сыром подземном помещении в Бангкоке, в той комнате, которая пахла мной, им, пад таем и кислым пивом. Я помнила, как он говорил, что заберёт меня с собой в Россию, что я никогда больше не увижу Блэка…
«Ilya… — его голос смягчился, притягивая меня. — Ilya, пора вернуться домой. Твоя семья скучает по тебе, ilya. Не позволяй этому щенку диктовать тебе, кто ты есть. Не позволяй ему сбить тебя с толку…»