Черняев 1985

Неизвестно

Впрочем, кто это «мы»? Против кого я грешу? Я уверен, что тот же Горбачев, Соломенцев, Воротников, да и сам Черненко отвергли бы такой подход, если бы мы, т.е. международный отдел ЦК, его предложили и обосновали. Уверен? Нет, не уверен. Наоборот. Сначала Андропов, потом Горбачев потребовали от нас откровенного, неприкрашенного, «без алиллуйщины», как выразился Горбачев, анализа состояния МКД. Пономарев замотал это задание и в тот и в этот раз. Он добился от меня опять лакировочной записки в ЦК, в которой едва проступает настоящая реальность. Но и такую записку хотел было положить под сукно. Не вышло: Общий отдел настоял, чтоб записка была, - бюрократический контроль требовал «закрытия» вопроса. Однако. Горбачев не захотел такую записку

ставить на обсуждение. Он понял, что от Пономарева толку не будет, как он и предполагал, делясь своими впечатлениями с помощником Черненко Вольским еще летом.

И так возвращаемся на круги. Пономарев смотрит на МКД, как секретарь обкома на свою область. Коминтерновщина у него в крови плюс страх за то, что с него могут спросить, почему он занимается очковтирательством и приписками. Предлогом может стать ситуация с компартией Финляндии, которую именно Пономарев с помощью Шапошникова и референтов Смирнова и Федорова -«братьев-разбойников» (как их называет теперь даже глуповатый ортодокс их завсектором Раздорожный) довел партию до полного развала и обозлил руководство КПФ до такой степени, что оно и впрямь превращается в сборище антисоветчиков.

Но сойдем с круга. Дело обстоит так. Загладин с перерывами, но в сумме несколько месяцев сидел на теоретических дачах и сочинял соответствующие разделы к новой Программе КПСС. Да, Пономарев все время висел над ним. Но уже на первом обсуждении заготовок для Программы, Пономарева сильно приложили на ПБ, дали понять, где его место, перечеркнули его претензию курировать подготовку Программы. Почему бы этим не воспользоваться? Тем более, что именно в то время у Загладина состоялся откровенный разговор с Горбачевым. Вот бы и заручиться поддержкой, согласовать бы новый, смелый подход к МКД, для которого Г орбачев был свеж и открыт. Но Загладин не захотел рисковать. Пономарев ведь все-таки еще секретарь ЦК и может против таких вольностей апеллировать к «краткокурсной ортодоксии» большинства Политбюро.

В результате мы, т.е. Международный отдел, делаем «не то», вертимся на холостом ходу, и поделом нас все больше презирают в МИД’е помыкают нами вместе с нашим Пономаревым.

Прочитал в газете речь Тихонова перед избирателями. Обратил внимание (это бросалось в глаза еще на выборах в Верховный Совет СССР год назад), что речи наших руководителей стали (после Брежнева) все больше отличаться друг от друга. Конечно, не в существе, а как и должно быть в нормальной, ленинской партии, когда каждый в рамках единого курса говорит по-своему и о своем. Разумеется также, что не сами они свои речи пишут, но в помощниках у них и среди «привлекаемых», как правило, - разумные, а бывает и умные люди. И, в конце концов, продукцию-то принимает оратор, он не станет произносить то, с чем не согласен.

Выборы в РСФСР.

Просмотрел статью Ахромеева (начальник Генштаба) по случаю дня Советской Армии в «Коммунисте». Отмечает личные заслуги Сталина в войне и победе. Жукова ставит на одну доску с Тимошенко, как представителя ставки Верховного главнокомандования. О действительных причинах поражений 1941 году

– глухо и невнятно, как это принято сейчас. И вспомнил эпизод, который имел место совсем недавно. Пономареву на Секретариате ЦК поручили возглавить комиссию по проведению общественно-пропагандистских мероприятий в связи с 40-летием Победы. Он собрал (недели две тому назад) некоторых заведующих отделами, заместителей замов и др., были и мы с Загладиным и Шапошниковым. Под конец «повестки дня» еще раз вылезает Замятин и говорит: «Вот я видел. ,да и некоторые другие из присутствующих, документальный фильм «Победа» о Потсдаме, он по решению подготовлен. В конце фильма - там все вроде правильно!
– меня резанул текст диктора: Сталин был, мол, капризный, нетерпимый и еще что-то. Неуместно. Зачем? Портит все впечатление».

Поддакнул Киселев, зам. зав. Отдела соцстран, известный мастодонт сталинизма. Хотел было отмолчаться Стукалин (зав. пропагандой),

но Загладин, сидевший напротив, апеллировал к нему. И тот нехотя тоже поддакнул.

А Пономарев отреагировал так: «Подумаешь, капризный. Обидно, видишь ли, коробит. А не коробит, что он загубил перед войной весь цвет вооруженных сил и армиями пришлось командовать командирам рот?! Сколько это стоило народу? Сколько погибло из-за этого (одного этого только!) людей?!»

На этом дискуссия и кончилась.

. Однако, просмотр фильма был предварительный, на уровне Отделов. Они, конечно, дали свои замечания, кому следует. Замятин решил для подкрепления апеллировать к Секретарю ЦК, если, мол, вопрос будет решаться «наверху». У Пономарева он понимания не встретил, а как у других?..

23 февраля 85 г.

Прочел газету с речью Черненко. Речь хорошая, недаром ее готовили месяца два самые что ни на есть асы этого дела. И невольно начинаешь ерничать: а зачем вообще начальство? Может быть, действительно лучше , если они будут исполнять роль представительских кукол, а дело делать профессионалам? Но тогда надо как-то в открытую что ль, без дураков, без лицемерия и фарисейства, от которых всех тошнит. Вот вчера, например, собрание избирателей, где отсутствует кандидат в депутаты (т.е. Генсек). Ведет Гришин. Произносит елейные подобострастные речи. Показывают аудиторию, в которой через одного, если не чаще, знакомые все лица: аппарат, министры и т.п. Гришин дает характеристику кандидату, заключая ее словами о «личной скромности». И т.д. Нет, неистребимо в России «начальстволюбие» (по Салтыкову-Щедрину), но не по-немецки, а по- русски, когда на самом деле начальство никто не любит, за исключением физических идиотов. Зато процветает едва прикрытое социальное и политическое лицемерие, зло которого в том, что создает дистанцию огромного размера между общественным сознанием и властью, отнимая у нее всякий моральный авторитет.

Просмотрел еще раз (в который раз) фильм о блокаде Ленинграда из 20- серийника «Неизвестная война». И вновь (наряду с очередным волнением) смешанные ощущения. Ведь мы сами под предводительством Сталина постарались как можно скорее забыть и даже затоптать память о войне. Сталин знал, что делал, играл на естественном стремлении людей отвернуться, «забыться», не теребить раны. Помню сам скорее стремился снять военную одежду. Упросил мать сделать из хорошей гимнастерки нелепую курточку. У Сталина был, конечно, свой очередной коварный замысел. Но это, наверно, и свидетельство здоровья нации, которая не хочет долго убиваться над павшими, потому что «надо жить».

А теперь, в который уж раз - при Брежневе и после, мы гальванизируем память о войне. И это скорее всего - старение государства, которому необходимо (сознательно или нет) эксплуатировать память о «величии» для поддержания идейно-нравственного потенциала нации.

26 февраля 85 г.

Шульц выступил в Сан-Франциско с очередной нахально­антикоммунистической речью. Б.Н. вчера с утра поднял панику! Уму непостижимо, новый тотальный крестовый поход, угроза всем революциям и всем народам, надо что-то немедленно делать, так это нельзя оставить, совсем обнаглели и т.д. в этом духе.

Лисоволик, мой зав американским сектором, донес, что уже есть поручение дать отпор в «Литературке» и в «Правде».

Сегодня пришла рассылка из «Правды» по Политбюро: ругательный отлуп с оскорбительными эпитетами в адрес государственного секретаря США, с которым нам иметь дело на переговорах по вопросу - не много нимало - о том, быть или не быть человечеству (12 марта начнутся).

Меньшиков, наш главный консультант по США, заявил, что так нельзя, это де объявление войны. Лисоволик, наоборот, назвал позицию Меньшикова капитуляцией и предложил лишь снять наиболее оскорбительные, личные выпады, не меняя «концепцию» статьи = отлуп: с ними, мол, только так можно разговаривать. Я занял среднюю позицию. Поправил верстку и отослал Пономареву, который, кстати, с одной стороны паниковал вышеупомянутым образом, а с другой