Черные боги, красные сны
Шрифт:
И только человечек этот снова попался на глаза Яролу, как с ним произошел весьма неприятный инцидент. Какой-то мужчина совсем неприметной наружности, в грязной коричневой униформе, ни с того ни с сего подскочил к нему и грубо толкнул так, что тот вскрикнул, изо всех сил вцепившись в свой сверток. Но, увы! От резкого толчка сверток чуть не выпал у него из рук, и, прежде чем он успел опомниться, незнакомец выхватил его и скрылся в толпе, ловко прокладывая себе путь локтями.
Человечек в полном отчаянии озирался по сторонам. Вдруг он заметил двух приятелей за столиком, с нескрываемым интересом наблюдающих за ним, и с мольбой устремил на них взор. Должно быть, их сочувственные мужественные лица, на которых была написана привычка к опасностям, их потрепанные кожаные костюмы космических
— Догоните его! Отберите у него сверток! Я вам заплачу — скорее, скорее!
— И сколько? — с интересом спросил Ярол.
— Сколько скажете — только быстрее, умоляю!
— Побожись!
Искаженное тревогой лицо человечка налилось кровью.
— Клянусь! Клянусь всем, чем хочешь! Да скорее же! Умоляю, скорей, или...
— А ты готов поклясться...
Ярол вдруг замялся и виновато посмотрел на Смита. Затем, встав рядом с незнакомцем возле перил, он что-то шепнул ему на ухо. Смит заметил, как красное лицо человечка исказилось от ужаса и покрылось мертвенной бледностью. Но человечек быстро пришел в себя и отчаянно закивал головой, всем своим видом показывая, что готов принять любые условия.
— Да-да, клянусь! Бегите же скорее за ним! — задыхаясь, прохрипел он.
Не говоря больше ни слова, Ярол перескочил через перила и помчался за вором, рассекая толпу. Человечек пару секунд смотрел ему вслед, потом медленно прошел вдоль перил ко входу в бар, миновал ряд пустых столиков и буквально рухнул на стул, на котором только что сидел Ярол. В отчаянии он уронил свою седовласую голову на дрожащие руки.
Смит бесстрастно смотрел на него. Он слегка удивился, увидев, что человек этот еще молод. Судя по его лицу, искаженному тревогой, ему было не более сорока. Руки его, обхватившие склоненную голову, были сильными и крепкими, а странная хрупкость фигуры, которую на первый взгляд мог бы унести с собой мало-мальски сильный порыв ветра, гармонично сочеталась с какой-то энергией, которая столь явно исходила от него, что Смит просто не мог сразу же не почувствовать это. Смит догадался, что хрупкость эта, как и говорил Ярол, была вовсе не индивидуальной особенностью незнакомца, а являлась характерной чертой его народа. Скорее всего, народ этот обитал на планете меньшей по размеру, чем Земля, там, где гравитация слабее,— только в этих условиях могла сформироваться такая тонкокостная раса.
Наконец незнакомец поднял на Смита свои страдальческие глаза. Странным был цвет этих глаз: темные, неяркие, словно покрытые полупрозрачной пленкой, отчего казалось, что обладатель этих глаз смотрит не в лицо собеседнику, а куда-то в сторону. И еще глаза эти придавали всему его лицу выражение некоей удивительной умиротворенности, которая так не сочеталась с мучительным беспокойством, исказившим теперь его тонкие черты.
Он несколько секунд пристально смотрел на Смита; глаза его были наполнены таким отчаянием, что долгий взгляд этот нисколько не казался невежливым. Смит отвел глаза: пускай смотрит, если ему от этого легче. Краем глаза он все-таки заметил, как губы незнакомца шевельнулись, как он даже набрал в легкие воздуха, словно собирался заговорить. Но, должно быть, что-то в загорелом, бесстрастном лице Смита, изукрашенном вдоль и поперек шрамами, полученными им в многочисленных схватках, в выражении его холодных, бесстрастных глаз насторожило маленького человечка, и он так и не решился задать своего вопроса. С нескрываемой тревогой на лице он молча ждал, крепко сжав пальцы в кулаки.
Время тянулось медленно. Наконец минут через пятнадцать Смит услышал за спиной шаги и по внезапно оживившемуся лицу человечка напротив догадался, что это возвращается Ярол. Улыбаясь, венерианин молча подошел к столику, неторопливо уселся и положил на стол плоский квадратный сверток.
Вскрикнув от радости, незнакомец привстал и с трепетом провел рукой по коричневой бумаге, в которую было завернуто его сокровище. Он проверил, на месте ли коричневые печати на краях сгибов, и, похоже, успокоился окончательно. Горькое отчаяние на его лице тут же удивительным образом сменилось выражением глубокого умиротворения. У Смита мелькнуло в голове, что до сих пор ему еще не доводилось видеть, чтобы человек вдруг так неожиданно от состояния крайней тревоги перешел в состояние такого необыкновенного покоя. В этом умиротворенном лице читалось смирение, казалось, он решился безропотно подчиниться чему-то. Может, он уже настроился заплатить любую, самую немыслимую цену за помощь Ярола, причем, казалось, был уверен, что цена эта будет очень высока.
— Что ты хочешь получить в награду? — спокойно обратился он к Яролу.
— Я хочу, чтоб ты рассказал мне про тайну,— ответил Ярол, самонадеянно улыбаясь.
Для человека с такими способностями, сноровкой и характером, как Ярол, вернуть сверток ничего не стоило. Как он это сделал, не знал даже Смит — у венериан есть свои хитрости,— но он ни секунды не сомневался, что Ярол вернется с победой. Черные мудрые глаза венерианина ярко горели на бледном, ангельском личике. Смит перевел глаза на незнакомца. Казалось, тот нисколько не удивился, услышав такое требование, только его подернутые дымкой глаза слегка вспыхнули и тонкие черты лица на мгновение исказились мучительным осознанием нелегкой задачи.
— Я должен был догадаться,— раздался его тихий, мягкий голос, в котором сквозь правильный английский слышались отголоски инопланетного акцента.— А ты имеешь представление о том, о чем спрашиваешь?
— В общих чертах,— ответил Ярол уже менее легкомысленным тоном, вероятно, серьезность и сосредоточенность незнакомца передалась и ему.— Я когда-то был знаком с одним силсом, и то немногое, что мне удалось разузнать, пробудило во мне дикое желание докопаться до вашей тайны.
— Имя тебе тоже известно,— мягко проговорил человечек,— а я поклялся этим именем дать тебе то, что ты пожелаешь. Я сдержу свое слово. Только знай, даже ради спасения своей жизни я никогда бы не дал этой клятвы. В любой другой ситуации я, как и каждый силе, скорее бы умер, чем поклялся этим именем. Думаю, ты догадываешься, насколько бесценно то, что лежит в этом свертке. Подумай как следует, ты и в самом деле хочешь узнать нашу тайну?
Смит заметил, что Ярол упрямо насупился.
— Да, хочу,— твердо ответил венерианин,— не забывай, что ты поклялся именем...— Он одними губами произнес имя. Человечек усмехнулся, и на лице его промелькнуло сожаление.
— Ты пробуждаешь силы,— сказал он,— о которых не имеешь ни малейшего представления. А это очень опасно. Конечно, я дал клятву, и я все тебе расскажу. Даже если ты передумаешь, я все равно должен тебе рассказать, ибо любое обещание, скрепленное этим именем, должно быть выполнено, чего бы это ни стоило как поклявшемуся, так и тому, кому поклялись. Так что прости, но теперь ты должен все узнать.
— Ну, рассказывай же.— Сгорая от нетерпения, Ярол наклонился к нему через стол, чтобы не пропустить ни слова.
Человечек повернулся к Смиту. Лицо его сияло безмятежным спокойствием, и было в этом спокойствии нечто такое, что не на шутку встревожило землянина.
— И ты тоже хочешь узнать про тайну? — спросил он Смита.
Какое-то время беспокойство в душе Смита боролось с любопытством. Ему вдруг ужасно захотелось узнать, что этот странный человечек расскажет Яролу, и в то же время он ясно ощущал угрозу, скрывавшуюся за каменным его спокойствием. Бросив сердитый взгляд на Ярола, он кивнул головой.
Незнакомец скрестил руки на драгоценном свертке, лежавшем на столе, наклонился к ним поближе и неторопливо, мягким голосом заговорил. Смиту казалось, что, по мере того как шел его рассказ, глаза его наполнялись все более глубоким покоем, безграничным и безмятежным, как сама смерть. Словно он покидал жизнь, с каждым словом все глубже и глубже погружаясь в незыблемый океан покоя, потревожить который не может ничто на свете. Смит понимал, что столь тщательно оберегаемая тайна не может быть так легко рассказана первым встречным людям, пусть даже и оказавшим рассказчику неоценимую услугу, и если тот, кто раскрывает эту тайну, спокоен, значит, тот, кто ее узнает, обречен на страшную кару, сравнимую лишь со смертью.