Чёрные бушлаты. Диверсант из будущего
Шрифт:
— Ну, это еще не показатель. Я, например, тоже много чего не знаю, что к моей сфере интересов напрямую не относится.
— Так и я о том же, товарищ подполковник! Он же уголовник, не взрывник и не террорист! Грабил-то он, небось, не с бомбою в руке? Иначе бы и шел не по такой статье, ведь так?
— Хм… Возможно…
— А откуда вчерашний зек с картою знаком? Он так и пишет, — я перевернул несколько страниц. — Где это… А, вот! «Вычисленный мною по карте маршрут, в действительности, оказался не столь удобным и легкопроходимым, как я изначально предполагал». Это зек пишет? Да у нас не каждый командир взвода так написать сможет!
— Интересное замечание. Продолжайте.
— Он тут пишет — «радист остался в указанном месте».
— Радист? — подполковник резко повернулся к капитану. — Какой радист? Откуда?
— Вы как раз были уже в воздухе, товарищ подполковник, я не стал передавать это по радиосвязи, — ответил тот. — Это фронтовая разведка, код «Ворон-5» — это хозяйство Колыванова. Они уже расшифровали текст, он составлен их радистом из разведгруппы, заброшенной в тыл противника. Код и шифр соответствуют, сигнала работы под контролем нет. Донесение, скорее всего, подлинное. Они уже выслали за ним группу. Думаю, что этот радист и радист из дневника — одно и то же лицо. Навряд ли в тылу у немцев наши радисты сидят под каждым кустом.
— Неплохо было бы, — пробурчал подполковник, остывая. Он потер ладонью лицо. — Черт, не помню, когда и спал-то толком в последний раз. Я же обратил внимание на это донесение, что сам-то не выяснил? Ладно, об этом после. У вас все?
— Нет, товарищ подполковник, — ответил я. — Есть еще некоторые мелочи.
— Например?
— Оружие убитого и то, как он им пользовался. У него на нагане глушитель необычной конструкции. Я на сборах видел наш, совсем не похож. А у немцев наганов нет, так значит он и не их производства тоже. Да и видно, как его напильником по месту доводили. Ствол у нагана тоже не на станке сверлился, следы остались. Не верю я в то, что это зек сотворил. Не верю — и все! Да и стрелял он… тоже неслабо. Ладно, ножом он работать точно умел, это для вора как «Отче наш», а вот стрелять, он где выучился? 13 выстрелов и 9 попаданий. Это ночью-то! Я специально окоп осмотрел, даже дважды, все гильзы собрал. Никто, кроме него и часового не стрелял. А часовой из 7 выстрелов попал только один раз, да и то — дуриком.
— И каков ваш вывод, капитан?
— Это не зек, товарищ подполковник. Он выглядит, как зек, весь в татуировках, но это — не обычный вор. Скорее всего — вообще не уголовник. Не знаю, почему он в татуировках и как попал в ориентировку, но это не простой человек. Это профессионал, умный и хорошо тренированный.
— Интересно вы рассуждаете, капитан. Вас послушать, так это прямо-таки профессиональный шпион какой-то получается.
— Шпиону такие таланты без нужды. Он тихонько работать должен. А это совсем не шпион, скорее диверсант. Он и стрелять может и ножом работать. Да и с головой у него все в порядке, соображает, что к чему. Немцы, судя по ухваткам, тоже не совсем лопухи были, однако же, никто из них даже ни разу выстрелить не успел.
— Ну, а как же тогда его часовой застрелил, если он такой, весь из себя, был особенный? У часового же никаких таких особенных талантов ведь не было, не так ли? Или и он у вас мастер скоростной и точной стрельбы? Так, в этом случае, он не там служит и не тем занимается.
— Нет, товарищ подполковник, часовой тут совсем обыкновенный был. Талантов у него никаких не было, а что касается места дальнейшей службы, так я полагаю, что трибунал его вскорости определит.
— Почему это — трибунал? Геройский солдат, вступил в схватку с превосходящими силами противника.
— Лопух он злокачественный, а не герой. Дрых он на посту безбожно, с напарником заодно, за что и поплатился.
— Хм… Поясните. Это серьезное обвинение, капитан. В трибунале тоже не дураки сидят.
— Пожалуйста, товарищ подполковник. Все убитые немцы убиты не нашими бойцами. На месте столкновения найдены гильзы только от оружия, однотипного тому, что обнаружено у Манзырева. Все бойцы роты вооружены отечественным оружием, а наган на всю роту единственный — у санинструктора. А ее на месте боя не было вовсе. Никто из прибывших по тревоге бойцов вообще не стрелял, это я выяснил. Они слышали только выстрелы из винтовки Турсунбаева и автоматные выстрелы. Из автомата Турсунбаев стрелять не умеет, я проверял. Тем более — из немецкого автомата. Значит, по немцам стрелял не он. Ножа у него тоже не было, значит, и двух других немцев тоже убил не он. А седьмого он вообще не видел. Потому и сказал, что нападавших было семеро, считая Манзырева. Вывод — Турсунбаев врет. Далее. Турсунбаев говорил, что дрался с немцами, потом подхватил винтовку и стал стрелять. Однако на его руках есть ссадины от веревки. В окопе я нашел куски разрезанной веревки, а на шинели Турсунбаева прорезан правый рукав. На веревке и на рукаве есть следы крови, в то время как, у него ранений вообще не было. Можно предположить, что веревку резали окровавленным ножом. Значит, его взяли без выстрела и связали. Потом появился кто-то, убил немцев и окровавленным ножом разрезал веревку на руках Турсунбаева, повредив и испачкав кровью рукав его шинели. Только после этого Турсунбаев берет винтовку и стреляет. Там узкий проход, сантиметров шестьдесят, довольно глубокий, более полутора метров. И длинный, метров восемь до поворота. Выпрыгнуть наверх, отпрыгнуть в сторону или быстро отбить в сторону винтовку Турсунбаева — ничего этого сделать нельзя. Очень позиция у Манзырева неудобная была. Он вообще стоял к Турсунбаеву спиной, думаю, что и не видел его вовсе. Тут уж никакой профессионал ничего сделать не сможет, как ни старайся. Профессионал бы вообще в окоп не полез, сверху бы стрелял. Так даже удобнее.
— Зачем же он в окоп полез? Получается — не профессионал?
— Турсунбаева он освобождал, потому и слез. К этому времени там, скорее всего, живых немцев не было.
— С какого расстояния стрелял Турсунбаев?
— Говорит — с трех метров. Тело Манзырева лежало в ходе сообщения, куда он упал после выстрела, его потом солдаты в сторону оттащили.
— Куда он ему стрелял?
— Говорит — в грудь стрелял. А ранение на трупе — в левый бок.
— Симонов? — поднял телефонную трубку подполковник. — Посмотри-ка мне на теле — как был сделан выстрел? Откуда и с какого расстояния? Подождать? Хорошо, подожду. Сколько? Два-три метра и в левый бок? Лады, работай дальше. Эксперт подтверждает, продолжайте, капитан.
— Да, собственно говоря, у меня уже все. Разве что, еще одна деталь.
— Ну?
— Напарник Турсунбаева — рядовой Алиметжанов был убит ударом ножа в шею. Удар очень сильный, нож пробил ему шею и воткнулся в деревянный кол. Алиметжанова как бы пришпили к нему, понимаете?
— Ну и что?
— А то, товарищ подполковник, что в момент смерти рядовой Алиметжанов сидел на полу окопа, прислонившись спиной к этому самому колу. То есть — спал. Так его и убили — сонного. А Турсунбаев утверждает, что они оба дрались с немцами. Так что, плачет по нему трибунал. Аж в три ручья.
— Написать вы это сможете? Подробно по полочкам разложить, как вот сейчас мне рассказываете?
— Да, товарищ подполковник, смогу.
— Лейтенант Никитин проводит вас в комнату и окажет необходимую помощь. По всем вопросам можете обращаться к нему.
— Товарищ подполковник, разрешите вопрос?
— Да, задавайте.
— Когда я назад вернусь?
— Не могу вам пока ответить точно на этот вопрос. Думаю, что вам придется погостить у нас немного. Не скрою, ваши аналитические способности произвели на меня определенное впечатление. Возможно, что они могут пригодиться нам в ближайшее время.