Чёрные Гавайи
Шрифт:
Ник изо всех сил постарался обдумать свои слова. Он действительно постарался.
Он не мог этого сделать…
Боже, он просто не мог думать об этом, бл*дь.
Не сейчас. Не этой ночью.
— Ты говоришь всю эту чушь про нас, про яд и про нас с тобой, как будто это какое-то «доказательство» того, что мы должны действовать, — прорычал он, возвращаясь к их предыдущему спору.
Когда Джем щёлкнул на него, снова наполовину повернувшись на бок, словно собираясь слезть с кровати, Ник крепче сжал запястья видящего, удерживая его на месте. Он смотрел в эти бледно-зелёные глаза
— Ты говоришь так, как будто это твоё импульсивное желание… моё импульсивное желание… как будто это хороший знак для нас обоих, — сказал он. — Как будто раз ты уже хочешь этого, как какой-то наркоман, даже без моего укуса, то для меня это какая-то «логическая причина» подвергнуть опасности твою жизнь.
Джем уставился на него, стиснув челюсти.
Ник видел раздражение в глазах видящего.
Он практически ощущал это раздражение, желание видящего заставить его увидеть всё так, как он видел это, заставить его почувствовать это так, как он это чувствовал.
Он также мог видеть его горе.
Он мог чувствовать бездонную грёбаную печаль там, в глазах Джема.
Но хуже всего было то, что он видел его смирение.
Джем не блефовал.
Ему действительно надоело.
Ник не знал, может быть, Дориан сделал всё хуже.
Он не знал, то ли дело в случившемся сегодня ночью, то ли просто во всём, что накопилось: Дориан, недосып, травма Джема от того мудака, с которым у него были отношения ранее, и которому Нику всё сильнее хотелось дать по роже… жена того засранца… или же что-то в самом Нике.
Он не знал, насколько это было связано с биологическим устройством Джема как видящего.
Ник увидел, что эмоции на лице видящего усилились, когда молчание затянулось. Он видел, как горе, разочарование и чувство отверженности Джема усиливаются, и какая-то часть его просто хотела встряхнуть видящего, встряхнуть его и кричать ему в лицо, пока он не прекратит это.
В то же время он чувствовал, что говорит Джем.
Это приводило его в бешенство, но он чувствовал это.
Слова видящего в некотором отношении казались правдой.
В них не было никакого чёртова смысла… но они всё равно казались правдой.
— Ты мне о них расскажешь? — прорычал Ник. — Ты расскажешь мне всё о них? В том числе и то, что ты чувствуешь к ним сейчас? — видя, что тот колеблется, и что его зелёные глаза дрогнули, когда он посмотрел вверх, Ник зарычал. — Ты скажешь мне всю чёртову правду, Джем?
Ещё мгновение спустя видящий кивнул.
— Да.
— Только если я сделаю это?
— Да, — челюсти Джема напряглись. — Я имею в виду, я и так могу тебе сказать, но подозреваю, что для тебя это не будет иметь значения. Для меня это тоже не будет иметь большого значения, с точки зрения успокоения любого из нас. Но в любом случае, я скажу тебе… если ты действительно думаешь, что это так важно.
— Да, — нахмурился Ник. — Для меня это важно.
Даледжем пожал плечами.
— Тогда я тебе всё расскажу.
— Ты думаешь, это не имеет значения? — спросил Ник, всё ещё хмурясь.
Снова наступило молчание.
Затем Даледжем выдохнул.
И снова Ник не услышал в этом выдохе ничего, кроме обречённой капитуляции.
— Понятия не имею, — откровенно ответил Джем. — Я думаю, что большая часть моей паранойи вовсе не из-за них… это из-за того, что ты не позволяешь случиться этой связи между нами.
Ник нахмурился.
Он хотел было возразить, но Джем оборвал его:
— Ник, — предостерегающе произнёс видящий. — Я же сказал, что расскажу тебе. Я говорил серьёзно. Я расскажу тебе всё, что ты захочешь узнать о них… обо всём в моей жизни. Если мы прекратим играть в эти проклятые игры, я действительно смогу тебе показать. Я могу показать тебе всё, что произошло с Ревиком и Элли, и это действительно будет что-то значить для тебя… и для меня. Ты сможешь увидеть и почувствовать всё это. При условии, что ты этого хочешь. При условии, что кровная связь работает хоть сколько-нибудь похоже на связь света.
Помолчав, видящий добавил:
— Я думаю, так и есть. Такое ощущение, что так оно и есть.
Ник нахмурился.
Ему хотелось ещё поспорить с видящим. Он хотел сказать, как безумно то, что Джем думает, будто он может знать что-нибудь обо всём этом.
Ему снова захотелось повторить, как недолго они были вместе.
Он хотел, чтобы видящий увидел, как чертовски неразумно он себя ведёт.
Но он этого не сделал.
Он также не двигался.
Теперь он чувствовал собственную нерешительность, ту часть себя, которая тянула резину.
Он чувствовал промедление.
Он почти слышал, как части его разума сходят с ума, желая выдвинуть любое оправдание, любое безумное оправдание, чтобы не проходить через это.
Он чувствовал этот страх.
Однако этот страх постепенно затмевался более глубоким ужасом. Ник чувствовал ужас при мысли, что Джем действительно оставит его после этого.
Он чувствовал ужас от того, что действительно не сможет найти его.
Он также чувствовал ту часть себя, которая хотела сделать то, о чём просил Джем, которая хотела этого так сильно, что он едва мог ясно мыслить. Он перестал позволять себе даже думать об этом, но теперь какая-то часть его рассматривала этот вариант… не только рассматривала, но и смаковала, перекатывала мысль, искушение, воображение по языку, как хороший алкоголь.
Он уже несколько месяцев хотел Джема в таком плане.
Он захотел этого сразу же, как только проснулся в той хижине в Сибири и обнаружил, что смотрит в лицо Даледжему.
Желание только усугубляло страх.
И то и другое боролось в его сознании и крови, парализуя его.
И несмотря на всё, что Джем говорил ему, Ник невольно думал, что было бы неправильно поступить так с Джемом. Это должно быть неправильно. Если он сделает это, даже если Джем хочет этого или думает, что хочет этого… Ник действительно будет плохим парнем.