Чёрные Гавайи
Шрифт:
Он шептал ему там, заявляя на него права.
«Ты мой, — сказал ему Ник. — Чёрт возьми… ты мой. Ты никуда не уйдёшь. Ты не бросишь меня, бл*дь. И ты больше не будешь мне так угрожать. Этот мудак и его жена не владеют тобой. Я владею тобой. Я, чёрт побери. Ты принадлежишь мне…»
— Gaos, — Джем слабо простонал это слово, вцепившись ему в волосы. — Gaos…
Ник почти не слышал его.
Закрывая
Он отпустил всё это.
Глава 23
Чёрные волны
Подняв голову, я первым делом увидела копну чёрных волос.
Она на мгновение размылась, тень окрасила заднюю часть тёмно-бежевым и жёлтым оттенками, смешанными с синим, золотым и розовым.
Тёплый ветерок обдувал мою кожу.
Он пах цветами… солью.
Наступал рассвет.
Я поморгала до тех пор, пока мои глаза полностью не сфокусировались, вглядывалась в этот растущий свет, понимая, что слышу шум океанских волн.
Я слышала птиц над головой и на пляже.
Я находилась на улице.
Я была не в больнице, как мне помнилось.
Я находилась снаружи, на открытом воздухе.
По какой-то причине это осознание принесло ошеломляющее чувство облегчения.
Мои руки и пальцы уже тянулись к нему, зная, что это он принёс меня сюда, зная, что это он свернулся рядом со мной на втором тёмно-синем шезлонге, который он, должно быть, подтащил по песку так, чтобы тот прислонялся к моему шезлонгу.
Это его тепло я ощущала, его дыхание, его медленно бьющееся сердце. Я знала, что он, должно быть, принёс меня сюда только для того, чтобы заснуть рядом со мной, положив голову мне на колени рядом с одной из своих смуглых рук, которая тоже обвилась вокруг меня.
Я заметила, что он каждой своей частью тела умудрялся не наклоняться, не сжимать, не сгибать и даже не задевать ту часть меня, которая была перевязана, заклеена, зашита или пострадала каким-либо другим образом.
Странно, но я чувствовала себя почти до абсурда лучше.
Даже мои перебинтованные рёбра, которые болели больше, чем любая другая часть меня — за исключением, может быть, зашитого пореза на верхней части груди, который неприятно горел на солёном воздухе — чувствовали себя намного лучше, чем я помнила до того, как заснуть.
Я на мгновение задумалась, уж не вколол ли мне кто-нибудь полный шприц обезболивающего.
Я смутно помнила, как уходила с ним из больницы.
Я помнила это… почти.
Я была практически не в себе.
Тем не менее, какая-то часть меня находила слегка странным, и в сухом, неуловимом смысле почти забавным тот факт, что пребывание здесь меня совсем не беспокоило. Я совершенно расслабленно лежала на шезлонге — вокруг ни охраны, ни оружия в пределах видимости — даже после того, что случилось со мной, когда я в последний раз была на пляже.
Была ли я глупа?
С другой стороны, Блэк со мной.
Я всегда чувствовала себя в безопасности, когда Блэк был со мной.
Я больше удивлялась, что Блэк позволил себе задремать, учитывая все обстоятельства.
С другой стороны, зная его, он имел по меньшей мере двенадцать видящих, наблюдающих за нами из Барьера и готовых разбудить его при малейшем намёке на то, что к нам может приближаться какая-то неизвестная опасность.
Эта мысль позволила мне снова расслабиться.
Блэк также наверняка вооружён.
Вероятно, у него имелся по крайней мере один пистолет, лежащий в сумке под шезлонгом.
Скорее всего, у него было три или четыре пистолета… плюс ещё гранаты.
Что бы он ни сделал, чтобы обеспечить наш маленький сон здесь, на частном пляже перед курортом «Блю Сейл», я ощущала иррациональное чувство безопасности. Может быть, дело просто в знании, что он здесь, со мной, и что он бы позаботился обо всех рисках, так что мне не пришлось бы и просить.
Может быть, дело в том необъяснимом чувстве безопасности, которое возникало у меня всякий раз, когда он был рядом, даже когда это не имело никакого смысла.
То есть, нельзя сказать, что у Блэка был иммунитет к опасностям на протяжении тех лет, что я его знаю.
Он попадал в тюрьму… множество раз… подвергался пыткам, нападению, избиению, в него стреляли, ранили ножом, насиловали, шантажировали, надевали ошейник.
Я вздрогнула, крепче стискивая его волосы пальцами.
Я почувствовала, что какая-то параноидальная часть меня пытается отговорить себя от этого чувства безопасности. Эта часть побуждала меня побеспокоиться о нём, если я не могла беспокоиться о себе. Она заставляла меня помнить, что если я была мишенью, то Блэк оказывался на линии огня, раз он со мной.
Однако я не могла долго поддерживать эту паранойю.
Здесь было слишком хорошо.
Я откинулась на спинку шезлонга, светом рассматривая свои раны, пока лежала там, глядя на быстро светлеющее небо, на бамбуковые факелы, тихо горящие над нами, на тёмно-красный зонтик, защищающий нас от солнца, которое ещё не полностью взошло. Я слушала, как щебечут и суетятся птицы на самом большом из ближайших баньяновых деревьев с широко расползшимися щупальцевидными корнями.
Я закрыла глаза и вдыхала солёный воздух с ароматом цветов и запахом песка, слушая, как волны разбиваются о почти нетронутый пляж, до сих пор лишённый людей.
Я могла бы остаться здесь…
Ну, надолго.
Я снова погрузилась в комфорт понимания, что он здесь, со мной. Я подумала о том, что какая-то часть меня знала об его присутствии ещё до того, как я вспомнила, кто я, и тем более, где я находилась, или что случилось со мной накануне.
Теперь мне хотелось его разбудить.