«Черные кабинеты» История российской перлюстрации. XVIII - начало XX века
Шрифт:
После создания в июле 1826 года III Отделения Главный штаб стал препровождать перлюстрированные выписки его начальнику – А.Х. Бенкендорфу 348 . Только за неделю, с 21 по 29 декабря 1826 года, ему было прислано двадцать выписок, в том числе из письма П. Араповой из Москвы адъютанту самого Бенкендорфа С.Н. Муханову, копии писем одному из братьев графов Вильегорских, секретарю киевского губернатора П.А. Жандру, В.Л. Пушкину в Москву, двух писем издателя журнала «Отечественные записки» П.П. Свиньина генерал-лейтенанту Д.Д. Шепелеву в Москву, писем бывшего иркутского губернатора Н.И. Трескина, копия письма адъютанту новороссийского генерал-губернатора графа М.С. Воронцова князю В.М. Шаховскому в Москву 349 . Затем уже копии перлюстрированных писем стали поступать в III Отделение прямо из секретной экспедиции почтового ведомства. По усмотрению руководства III Отделения по этим выпискам делались соответствующие распоряжения. Таким образом, при Николае I, в отличие от его предшественников, произошло определенное разделение ответственности за дело перлюстрации. Всеподданнейшие доклады об организации перлюстрации, создании новых «черных кабинетов» или
348
Там же. Д. 488; Оп. 5. Д. 111 и др.
349
Там же. Оп. 4. Д. 488. Л. 3–39.
350
РГИА. Ф. 1284. Оп. 241. Д. 237–243.
Один из высших чиновников III Отделения, А.К. Гедерштерн, возражая против возвращения 365 выписок из перлюстрированных писем руководителю Почтового департамента, писал графу А.Ф. Орлову в ноябре 1844 года: «Если почтовое начальство печется о сохранении в тайне переписки, о чем мы разделяем его попечение, то с другой стороны и мы должны содержать в тайне наши по выпискам распоряжения. Наконец почтовое начальство не должно… знать, какое Его Величество даст направление представляемым выпискам из писем» 351 . Но 31 декабря 1844 года по решению императора эти выписки были переданы новому главноуправляющему Почтовым департаментом – В.Ф. Адлербергу. Впоследствии такие выписки возвращались в почтовое ведомство более или менее регулярно вплоть до марта 1856 года 352 .
351
ГАРФ. Ф. 109. 1-я экспедиция. 1844. Оп. 19. Д. 212. Л. 2–2 об.
352
ГАРФ. Ф. 109. 1-я экспедиция. 1844. Оп. 19. Д. 212. Л. 1–53.
В результате по перлюстрированной переписке, докладывавшейся императору, возникли так называемые меморандумы, т. е. таблицы, имевшие четыре графы: порядковый номер, от кого и кому письмо, содержание письма, что сделано 353 .
Особой заботой стал контроль за перепиской декабристов, отправленных на каторгу в Сибирь и сосланных на Кавказ. По соглашению Почтового департамента, III Отделения и министра внутренних дел в 1826 году император повелел, чтобы вся корреспонденция лиц, отправленных в Сибирь и состоявших под гласным надзором полиции, «была выдаваема им и принимаема от них на почту через начальников губерний». Для этого из Министерства внутренних дел в Почтовый департамент присылались списки сосланных «государственных преступников» 354 . Таким образом, чтение данной корреспонденции не являлось перлюстрацией, а относилось к цензуре. Но одновременно вставали вопросы: как быть с письмами, которые могли быть отправлены через знакомых? как быть с письмами людей, привлеченных по делу 14 декабря, но в отношении которых последовали административные меры – разжалование в рядовые, отправка в действующую армию на Кавказ и т. п.?
353
Там же. Л. 8, 15, 20.
354
РГИА. Ф. 1282. Оп. 1. Д. 129. Л. 11–11 об.
Еще до завершения суда над декабристами, в апреле 1826 года, Николай I повелел организовать наблюдение за «перепиской государственных преступников, переведенных в Кавказский корпус и другие места солдатами». А.Х. Бенкендорф 19 апреля сообщил А.Н. Голицыну, что Главный штаб подготовил список подобных лиц, а государь указал «сделать по Почтовому ведомству распоряжение о наблюдении за частною перепиской тех лиц». В случае несогласия с высочайшим повелением единственной возможностью для главноуправляющего Почтовым департаментом представить свои возражения был всеподданнейший доклад. И Голицын 2 мая 1826 года такой возможностью воспользовался.
Он указал, что на тот момент перлюстрация производилась в Петербурге, Москве, Вильно, Брест-Литовске, Гродно, Каменец-Подольске и Радзивилове. Список же лиц, чья переписка должна наблюдаться, включает 178 человек, которые «рассеяны по всему государству». Отсюда встает ряд практических вопросов. Во-первых, должны ли так называемые почтовые места присылать письма этих лиц только в Санкт-Петербург или и в другие пункты, где производится перлюстрация? Во-вторых, наблюдение за перепиской требует просмотра не только писем к этим лицам, но и от них, так как «сие последнее еще важнее». Но в последнем случае «нет возможности узнать, что письмо, подаваемое на почту для отправления, идет от лица, состоящего под таковым надзором», ведь письмо может подать на почту «другой, а если и сам подает, то почтовые чиновники лично знать всякого из них никак не могут». В-третьих, при сообщении имен этих лиц в почтовые места «по пребыванию или жительству их, встретится величайшее затруднение наипаче о состоящих на военной службе» – местонахождение военных указано в полках 1-й, 2-й армий или Отдельного корпуса, но это «может иногда относиться к некоторому пространству, на коем тот полк или команда расположены», а движение полков и воинских команд почтовым местам не известно. Наконец, отставные чиновники, помещики и иные лица могут посылать письма через другие почтовые места или менять место жительства.
Поэтому князь предлагал послать данный список только туда, где проводится перлюстрация, и приказать наблюдать за корреспонденцией, «которая до них [перлюстрационных пунктов] доходить будет». В результате император одобрил его мнение 355 .
Кроме того, московский почт-директор А.Я. Булгаков 16 ноября 1826 года предложил для контроля за перепиской в Сибири учредить
355
Там же. Ф. 1284. Оп. 241. Д. 237. Л. 55–57.
356
Там же. Л. 60, 61–62 об.
357
Адрес-календарь. Общая роспись начальствующих и прочих должностных лиц по всем управлениям Российской империи на 1828 год. Ч. 2. СПб., 1828. С. 664.
Еще два «черных кабинета» в Сибири были созданы повелением императора от 5 июня 1834 года в Тюмени и Иркутске. Дело в том, что в конце 1833 года последовало донесение томского губернского почтмейстера М.М. Геденштрома «об открывшемся покушении поляков произвесть бунт под руководством государственного преступника [О.-Ю.В.] Граббе-Горского». Обязанности перлюстраторов были возложены на почтмейстеров. Например, томскому почтмейстеру было дано указание, чтобы «получаемые в Томске и оттуда отправляемые письма, кои заключают в себе зловредные умыслы или вообще такие дела, для отвращения коих необходимо принятие скорейших мер на месте, были доводимы до сведения томского гражданского губернатора». Губернатору Е.П. Ковалевскому последовало наставление, чтобы «ни в каком случае никому объявляемо не было, что таковые сведения получаются от Почтового ведомства». В конце 1835 года губернатором назначили генерал-майора Н.А. Шленева, и в ходе всеподданнейшего доклада 26 января 1836 года было дано согласие ввести его в курс секретного дела 358 .
358
РГИА. Ф. 1284. Оп. 241. Д. 238. Л. 85–86; Д. 239. Л. 5. О. – Ю.В. Граббе (Грабя) – Горский (1766–1848, Омск) – отставной статский советник, в 1819–1822 годах кавказский вице-губернатор. Случайный участник восстания на Сенатской площади. Арестован в ночь на 15 декабря 1825 года. Находился в Петропавловской крепости, затем в военном госпитале. По высочайшему распоряжению от 5 марта 1827 года был сослан в Березов, в 1831 году переведен в Тобольск, затем находился в городах Тара и Омск. В Таре попал под следствие, которое продолжалось несколько лет, и был оправдан. По мнению историка И.В. Пороха, «известен как обманщик и авантюрист». См.: Басаргин Н.В. Воспоминания, рассказы, статьи. Иркутск, 1988. С. 196–203, 483.
Новый толчок к расширению службы перлюстрации дали восстание в Польше 1830–1831 годов и положение на Кавказе, который также стал местом ссылки для многих «неблагонадежных». Рост перлюстрации шел по двум направлениям. Во-первых, увеличение объема просматриваемой корреспонденции. Первоначально высочайшим повелением литовскому и московскому почт-директорам было предписано направлять всю корреспонденцию из Царства Польского в Санкт-Петербургский почтамт. Директор почтамта должен был по рассмотрении этих писем в секретной экспедиции представлять главноначальствующему над Почтовым департаментом реестр по нескольким позициям: (1) письма, подлежащие уничтожению, «как содержащие в себе что-либо сомнительное или вредное»; (2) письма по коммерческим делам, с деньгами (их следовало опять запечатать и доставить по адресам). Письма из России в Царство Польское должны были доставляться в один из трех почтамтов: Санкт-Петербургский, Литовский и Московский. После просмотра письма, не содержавшие «ничего сомнительного», должны были доставляться по назначению.
Затем по соглашению генерал-фельдмаршала И.И. Дибича, возглавившего подавление польского восстания с конца 1830 года, с главноуправляющим Почтовым департаментом А.Н. Голицыным и с высочайшего разрешения литовскому почт-директору А.И. Бухарскому было дано предписание просматривать всю корреспонденцию из Царства Польского. Копии или выписки «из тех писем, кои относятся до связей жителей губерний, состоящих в военном положении, с жителями Царства Польского и заключают сведения о настоящем положении дел в сем Царстве», должны были доставляться графу Дибичу. Главнокомандующий получил право оставлять у себя при желании и оригиналы писем. При учреждении Полевого почтамта все ближайшие почтовые места должны были доставлять туда всю корреспонденцию из Царства Польского и обратно. Десятки копий с писем, в том числе на польском, французском и немецком языках, из Варшавы, в Варшаву и в другие города доставлялись в 1831 году военному министру А.И. Чернышеву 359 .
359
РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Т. 1. Д. 5114. Л. 32–48, 102–157.
При этом служба перлюстрации столкнулась с неожиданным затруднением, о чем Голицын поспешил известить А.Х. Бенкендорфа. 12 декабря 1830 года князь сообщал: «Полученные в здешнем и Московском почтамтах три письма на еврейском языке, будучи по здешним обстоятельствам открыты для просмотра, не могут быть переведены по неимению переводчиков с сего языка». Далее следовала просьба перевести эти письма на русский язык и вернуть их почтовым перлюстраторам. 20 декабря в III Отделение было направлено еще тридцать шесть таких писем. Но тамошние специалисты не торопились с их переводом, что взволновало князя. 4 января 1831 года он писал Александру Христофоровичу: