«Черные кабинеты» История российской перлюстрации. XVIII - начало XX века

Измозик Владлен Семенович

Вместе с тем было бы неверно забывать, что допущение перлюстрации дипломатической почты порой могло быть и заранее продуманным шагом со стороны переписывающихся – с целью произвести желательное впечатление на постороннего, но заранее известного читателя. Так, в 1895 году было составлено письмо министра Лобанова-Ростовского послу в Берлине графу Н.Д. Остен-Сакену, которое касалось подготовлявшегося русско-китайского займа (он вызвал сильное возбуждение у великих держав). Размышляя об этом письме, тот же Ламздорф записал 1 июня в дневнике: «…я могу лишь согласиться с мастерскими формулировками данного документа и даже с уместностью послать его по почте, поскольку его перлюстрация могла бы принести нам лишь пользу» 824 .

824

Ламздорф В.Н. Дневник. 1894–1896 гг. С. 201.

Хотя, как я и стремился показать в настоящей главе, с начала XIX века основная

масса дипломатической почты проходила перлюстрацию в МИДе, тем не менее этим делом занимались также служащие цензуры иностранных газет и журналов, а при необходимости и чиновники Департамента полиции. В июне 1917 года старший цензор М.Г. Мардарьев признавался, что вся поступавшая на имя послов и консулов и отправляемая ими почта в баулах и пакетах поступала в «черный кабинет» Петербургского почтамта, где эти баулы и пакеты вскрывались. Из Военного министерства были присланы для отпирания баулов специально подобранные ключи. С устного разрешения министра внутренних дел с начала XX века проводилось фотографирование важных документов для Военного и Морского министерств 825 .

825

ГАРФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1000. Л. 50–50 об.

В конце 1915 года в Россию из Австро-Венгрии вернулась княжна М.А. Васильчикова. Она привезла императрице Александре Федоровне и великой княгине Елизавете Федоровне письмо от их брата, герцога Гессенского Эрнста Людвига. Одновременно она направила Николаю II свое письмо, пытаясь убедить государя в необходимости мира с Германией. Интересно, что, прежде чем письмо дошло до адресата, с ним поработали в ДП. С.П. Белецкий, бывший в тот момент товарищем министра внутренних дел, вручил конверт директору ДП К.Д. Кафафову и распорядился, чтобы И.А. Зыбин сделал копию письма. «Приблизительно через час, – пишет Кафафов, – зашел ко мне Зыбин и передал мне обратно запечатанный конверт и лист писчей бумаги, на котором на машинке был напечатан текст письма. <…> Я повез письмо и копию с него Белецкому» 826 .

826

Кафафов К.Д. Воспоминания о внутренних делах Российской империи // Вопросы истории. 2005. № 6. С. 82. М.А. Васильчикова (1859–1934), фрейлина с 1880 года, после возвращения в Россию и направления писем Николаю II была выслана под надзор полиции в Черниговскую губернию.

Таким образом, можно заключить, что российская служба перлюстрации и дешифровки дипломатической корреспонденции в целом справлялась со своими задачами и не уступала основным внешнеполитическим партнерам того времени.

Глава 4

Чиновники «черных кабинетов»

Люди, занимавшиеся делом перлюстрации, всегда находились в поле особого внимания высшего начальства. Это прослеживалось даже в официальных документах. Например, по указу от 6 июня 1858 года определение на службу цензоров, а также чиновников, знающих иностранные языки, и переводчиков, их перемещение и увольнение являлись делом самого главноуправляющего Почтовым департаментом. После передачи почтово-телеграфного ведомства в состав Министерства внутренних дел перечисленные функции указом от 13 сентября 1868 года были возложены на министра внутренних дел 827 . Руководители почтового дела и МВД, посвященные в тайну «черных кабинетов», не только хорошо знали этих специалистов, но и всячески заботились о них перед вышестоящим начальством и лично перед императором.

827

ПСЗ. Собр. 2-е. Т. 33. Ч. 1. № 33261; Т. 43. Ч. 2. № 46260.

Например, в декабре 1824 года иностранные почты начали приходить в столицу три раза в неделю совместно с одесской экстрапочтой, через которую отправлялась и получалась «корреспонденция австрийская, итальянская, константинопольская». В этой связи почт-директор Санкт-Петербургского почтамта К.Я. Булгаков в записке, адресованной князю А.Н. Голицыну 30 декабря 1824 года, подчеркивал – «труды чиновников Секретной экспедиции» настолько умножились, что «иногда и ночь проводят в Экспедиции» 828 . Настоящий гимн чиновникам «черных кабинетов» пропел многолетний директор Почтового департамента и директор Санкт-Петербургского почтамта Ф.И. Прянишников в докладной, поднесенной Александру II 18 марта 1858 года. В частности, Прянишников писал, что, будучи девятнадцать лет свидетелем их занятий, может дать следующую характеристику работы этих специалистов:

828

РГИА. Ф. 1284. Оп. 241. Д. 237. Л. 32–32 об.

…быстрота в исполнении, точность и отчетливость в действиях, постоянно напряженное внимание; осторожность, скромность, нераздельная с строгим сохранением глубокой тайны государственной; труды усидчивые, преимущественно в зимние вечера, физически действующие на здоровье, удаляя сих чиновников от всякого общежития [общения]; безусловно и исключительно сосредотачивают все силы их и способности лишь на службу 829 .

Через

восемь лет тот же Прянишников вновь подчеркивал, что труд по разборке писем, «писанных большей частью мелким, неразборчивым почерком, а иногда условным шрифтом», требует «постоянного, напряженного внимания», но вверенный этим чиновникам «надзор за общей оценкой политических событий и фактов административных действителен в высшей степени и представляет осязательные результаты» 830 .

829

Там же. Д. 245. Л. 12 об.

830

Там же. Д. 246. Л. 114 об.

В самом деле, некоторые чиновники являлись живым примером многолетней верности службе. В апреле 1864 года на восьмидесятом году жизни на пенсию уходил Иван Федорович Вейраух, начавший службу в секретной экспедиции Петербургского почтамта в 1812 году. Представляя доклад о нем Александру II, Прянишников назвал Вейрауха «рабом своих обязанностей». В докладе подчеркивалось, что этот человек «вел жизнь совершенно отшельническую, не заботясь ни о чем, кроме службы». За пятьдесят два года не был ни одного дня в отпуску. Был одним из главных специалистов по перлюстрации дипломатических депеш, чтение и переписывание которых «до устройства в России железных дорог» должно было производиться днем и ночью. Особая незаменимость Вейрауха проявлялась во время войн 1812–1814, 1828–1829, 1831, 1849 и 1853–1856 годов 831 .

831

Там же. Л. 171–172.

О численности чиновников секретных экспедиций на протяжении ряда десятилетий до 1830 года у нас есть лишь отрывочные данные. Дело в том, что в официальных изданиях таких сотрудников прятали под разными наименованиями. Например, в указателе всех чиновных особ Российской империи на 1826 год перлюстраторы Ф.Я. Вейраух, И.И. Дмитревский, И.М. Кулмаметов, Х.Х. Шлегель, И.Ф. Шмидт, А.П. Штер были указаны как «состоящие при разных должностях» в Санкт-Петербургском почтамте 832 . Из секретных отчетов мы знаем, что в январе 1825 года в этом учреждении перлюстрацией занимались пятнадцать служащих почтамта и два человека, прикомандированных из Иностранной коллегии 833 . Иногда трудившийся в «черном кабинете» чиновник числился по другому ведомству. Например, в 1825 году титулярный советник Е.М. Чугунов официально состоял в штате Министерства иностранных дел 834 .

832

Месяцеслов с росписью чиновных особ, или Общий штат Российской империи на лето от Р.Х. 1826. Ч. 1. СПб., 1826. С. 643.

833

РГИА. Ф. 1284. Оп. 241. Д. 237. Л. 32–34.

834

Месяцеслов… на лето от Р.Х. 1825. Ч. 1. СПб., 1825. С. 314.

Еще одним примером сокрытия подлинной деятельности можно назвать дело цензора Я. Липса. Медик по профессии, «отличившийся» неграмотным доносом в так называемом славутском деле (дело типографов братьев Шапиро, осужденных за не совершенное ими убийство), он стал цензором еврейских сочинений Киевского цензурного комитета с 21 июля 1837 года. Но, видимо, его душу отравляло неудовлетворенное тщеславие. Липс написал книгу о вреде еврейского учения. В ней он призывал отобрать у еврейского населения и истребить «вредные» книги. Причем, как следует из его доноса, в эту категорию должны были быть включены чуть ли не все еврейские издания. Однако министр просвещения С.С. Уваров и Комитет министров отклонили данный проект; донос на цензоров еврейских книг не подтвердился, и Липс был отстранен от должности за недобросовестность, взяточничество и вымогательство денег у евреев 835 . Тем не менее на этом его «полезная» для государства деятельность не прекратилась.

835

Эльяшевич Д.А. Правительственная политика и еврейская печать в России. 1797–1917. Очерки истории цензуры. СПб.; Иерусалим: Мосты культуры – Гешарим, 1999. С. 186–189.

26 декабря 1837 года по всеподданнейшему докладу князя А.Н. Голицына Липс был принят в секретную экспедицию Петербургского почтамта – как знающий «древний и новый еврейский язык». Жалованья ему положили 3 тыс. руб. в год. Но было отмечено, что причислить его к Почтовому департаменту неудобно, ибо «чиновники в Секретной экспедиции прикомандированы туда под предлогом цензурования иностранных газет». Поэтому, согласно новому докладу от 6 февраля 1838 года, была достигнута договоренность с канцлером К.В. Нессельроде о причислении Липса к Азиатскому департаменту Министерства иностранных дел с оставлением в секретной экспедиции 836 .

836

РГИА. Ф. 1284. Оп. 241. Д. 239. Л. 9, 10–10 об., 20, 31–31 об., 49.