Черные лебеди
Шрифт:
Хмелея, Пьер забывал о своем рукописном шедевре и принимался бранить роль инспектора отдела кадров. «Ну кто, кто я такой?! Жалкий чиновник, клерк, мальчик на побегушках, писарчук!.. А ведь я брал Берлин! Моя роспись стоит на колонне рейхстага! Знаете, друзья, вчера я переделал стихи Лермонтова. Представьте, что обращаюсь я не к Мадонне Рафаэля, а к своему министерству, — поднимая отяжелевшую голову, Пьер выразительно-тоскливо читал:
Быть может, те мгновенья. Что я провел в стенах твоих, Я отнимал у вдохновенья, АЗонов и Шадрин хорошо знали Пьера, знали его слабости, его добрую душу. Прочитав документы Шадрина, Пьер потер ладонью подбородок.
— Стереотип двадцатого века! — многозначительно заключил он и отодвинул от себя документы. — Не сработался с начальством.
— А как это звучит по-латыни? — съязвил Зонов, зная давнишнюю слабость Пьера при случае козырнуть афоризмом древних. Георгий рассчитывал, что на этот раз в запасе у Пьера не найдется подходящей крылатой фразы, но она нашлась.
Пьер встал, потер лоб и, подняв высоко голову, с расстановкой, подчеркнуто театрально произнес:
— Уби конкордиа — иби виктория! — видя, что Шадрин и Зонов что-то силятся вспомнить, он тут же перевел афоризм: — Где согласие — там победа! Вот так-то, Дима. С начальством нужно всегда соглашаться, если хочешь ехать по жизни на белом коне.
Брови Зонова сошлись, образовав глубокую складку:
— В чем-то ты, Пьер, прав.
За время работы в министерстве Зонов не раз замечал, что, при всей своей видимой анархичности в кругу друзей, Пьер неожиданно менялся в лице, если его вызывало на доклад начальство. Наигранный нигилизм его сразу же исчезал, а на выхоленном румяном лице застывало выражение готовности броситься по приказу начальства хоть в огонь, хоть в воду. Всей своей неуклюжей и крупной фигурой, слегка склоненной над столом начальника, он в эти минуты как бы выговаривал: «Я вас понял! Все будет сделано!»
— Как ты сам на это смотришь, Георгий? — озабоченно спросил Пьер у Зонова. — Поможем?
— Ты стоишь у кадров, тебе и карты в руки, — ответил Зонов, изучающе глядя на Пьера. — Пристрой где-нибудь при кафедре в институте.
— Ты за кого меня считаешь, Георгий? Да я… Да если ты хочешь знать!..
— Пьер, у нас мало времени для клятв и заверений. Короче! Не побоишься своей начальнице рекомендовать нашего друга для работы при кафедре в одном из вузов твоего сектора? — Зонов энергично ввинтил горящую папиросу в дно пепельницы.
— Ты о чем спрашиваешь?! Хоть сейчас! Если будет нужно, могу обратиться к начальнику главка! — горячился Пьер.
Дмитрий чувствовал себя неловко. Лучше бы весь этот разговор состоялся без него.
Зонов позвонил Марине Андреевне и пригласил ее к себе. Через минуту в кабинет вошла молодая женщина, красивая, высокая, статная, с прической, над которой поработал мастер. По ее слегка припухлым верхним векам и веером разбегающимся от уголков глаз мелким, еле заметным морщинкам Шадрин понял, что Марина Андреевна близорука, но, как и многие модницы-женщины, не носит очков. Щурясь, она посмотрела на него, но тут же, отчего-то смутившись, опустила глаза. Это была начальник отдела кадров главка технических вузов, в котором Пьер работал инспектором.
Возраст таких женщин, как Марина Андреевна, сразу определить трудно. Скажи она, что ей двадцать шесть или двадцать восемь, — поверишь. И другое могут сказать о такой: «Глядите, ей уже под сорок, а она еще совсем как
Марина Андреевна курила. Курила изящно, не торопясь и не считая, что это осудительно для женщины. В каждом ее жесте, в малейшем повороте головы, в дрогнувших уголках губ — она слегка улыбнулась, заметив замешательство Пьера, который кумачово зарделся, не зная, куда деть свои большие непослушные руки, — во всем чувствовалось, что она знает цену себе и своему непогрешимому авторитету.
— Марина Андреевна! — несколько смущенно проговорил Зонов, и эта смущенность, как показалось Дмитрию, никак не вязалась с волевым и решительным лицом Георгия. — Потревожили вас. Хотели зайти к вам, но побоялись смущать ваших инспекторов: нас целая команда.
— Я вас слушаю, Георгий Викторович, — Марина Андреевна выпустила белесое кольцо дыма, и губы ее опять дрогнули в еле приметной улыбке.
Пьер никак не мог вытащить из коробки спичку, пальцы рук его дрожали.
Зонов кратко передал суть просьбы. Кончил словами, которые были неожиданностью для Пьера:
— Мы только что говорили с Петром Никифоровичем и решили просить вас помочь Шадрину с работой. Мы оба знаем его со студенческой скамьи, пять лет жили в одном общежитии, учились в одной группе. Что касается этого… — Зонов ткнул пальцем в характеристику, лежавшую перед Мариной Андреевной, — может случиться с каждым. Просто не сработались.
С приходом Марины Андреевны Дмитрий почувствовал еще большую неловкость.
Документы Шадрина она читала внимательно, то и дело бросая взгляд на Пьера, который, нахохлившись, сидел на диване. Зонов крепился, чтоб не расхохотаться над Пьером, который воровато-влюбленно посматривал на Марину Андреевну. А она прочитала характеристику, подняла глаза на Шадрина и долго смотрела на него, точно решая: можно или нельзя верить этому человеку.
— Позвоните мне через три дня. Постараемся что-нибудь подыскать для вас. А документы оставьте, — Марина Андреевна достала из коробки, стоявшей на столе Зонова, листок лощеной бумаги, написала номер своего телефона и подала его Шадрину.
По двум-трем неуверенным движениям Зонова Дмитрий понял, что у того срочные и неотложные дела.
Шадрин простился со всеми сразу и вышел из кабинета.
Некоторое время все трое — Зонов, Пьер и Марина Андреевна — молчали. Пьер вопросительно поглядывал то на Зонова, то на свою начальницу. Марина Андреевна, потупив взгляд, задумчиво смотрела в одну точку на стене и время от времени подносила ко рту дымящуюся сигарету.
— Петр Никифорович, вы хорошо знаете Шадрина? — спросила она, стряхивая с сигареты пепел.
Пьер взвился с дивана и грузно зашагал по кабинету.
— Ручаюсь! Фронтовик, кавалер пяти боевых орденов! Инвалид Отечественной войны. Пять лет работал с ним в одном семинаре, избирали мы его членом партийного бюро курса, вместе выпускали факультетскую газету… А потом, вы знаете, Марина Андреевна, что значит прожить много лет в одной комнате общежития? А что касается судимости его жены, так это нужно рассматривать как благородство Шадрина. Будучи следователем прокуратуры, он не побоялся и женился на женщине, по наговору привлекавшейся к судебной ответственности за растрату, — сказал Пьер взволнованно. — Шадрину можно доверить любое дело!