Черные лебеди
Шрифт:
— О! — Гарри покачал головой. — Вы богатый человек? У вас частная практика?
— У наших адвокатов частной практики не бывает. У нас это дело общегосударственное.
— Курите, пожалуйста, — Гарри пододвинул Дмитрию коробку с гаванскими сигарами. — Давайте не будем говорить о политике. Женщины и спорт куда интереснее.
Джаз смолк, и танец кончился. Надя и Альберт подошли к столу. Глаза Нади влажно блестели. Она не скрывала своего счастья и вела себя, как девочка, которой вместо одного обещанного шарика подарили целое облако разноцветных
Дмитрий отгрыз кончик сигары, закурил. Но поперхнулся, как только сделал первую глубокую затяжку:
— Нужно быть американцем, чтобы курить такие сигары! Крепче нашей бийской махорки.
— Я давно знаю русских, — сказал Гарри, поднося ко рту ломтик ананаса. — С сорок пятого года. Я служил летчиком в истребительном полку. И вот там, на Эльбе, впервые встретился с ними.
— Вы были на Эльбе?
— Это, пожалуй, был самый счастливый день в моей жизни! С тех пор, как бы ни спорили между собой дипломаты и конъюнктурные газетчики, я никогда не изменю мнения о русских!
Дмитрий отчетливо представил себе то, что было семь лет назад, на Эльбе, куда ему не довелось дойти. Об этой встрече Дмитрию после войны рассказывали однополчане. Да, когда-то русские на этой легендарной реке встретились с американскими солдатами. Обнимались, пили за победу, за дружбу… Тогда ничто не омрачало радости долгожданной встречи. И вот сейчас, спустя семь лет, Дмитрий, русский, и Гарри, американец, сидят за одним столом. Нет уже больше войны, но есть невидимая черта между ними. Напоминание о встрече на Эльбе растопило эту прозрачную ледяную завесу.
Надя и Альберт о чем-то вполголоса переговаривались, а больше объяснялись взглядами.
Шадрин видел, как на эстраду вышла певица, одетая в длинное декольтированное платье. Кто-то из посетителей ресторана подал ей записку, и она, прочитав ее, улыбнулась. Потом что-то сказала дирижеру, и через несколько секунд по залу поплыла грустная песня:
Я тоскую по родине, По родной стороне моей…Печальные слова песни всколыхнули в душе Дмитрия что-то родное, исконно русское. На некоторое время он забыл, что сидит с иностранцами, которым должен Уделять внимание в ответ на их радушие. А песня, как птица, металась под зеркальным потолком зала, сплетаясь с фонтанными всплесками.
Проезжаю теперь Бухарест, Всюду слышу я речь неродную, И от всех незнакомых мне мест Я по родине больше тоскую. Я тоскую по родине, По родной стороне моей…Дмитрий низко склонил над столом голову. На какое-то время он забыл, что находится в ресторане. Его душу и воображение заполняла грустная песня. Ощутив на своем плече чью-то руку, он вскинул отяжелевшую голову.
Альберт, видя, что Дмитрий захмелел, предложил ему выйти освежить голову под краном. Напряженно-пьяной походкой Дмитрий пошел за ним. В глазах его двоились и пошатывались столики, мимо которых он проходил.
Оставшись вдвоем с Гарри, Надя сразу же почувствовала скованность.
— Вы давно знаете вашего друга? — спросил Гарри.
— С сорок шестого. Целая вечность! — ответила Надя, поглядывая в сторону, откуда должны были показаться Альберт и Дмитрий.
— Хороший парень. Но мне почему-то кажется, что в жизни у него не все благополучно.
— Вы очень проницательны.
— Он адвокат?
Пристальный взгляд Гарри обезоружил Надю. Она не могла лгать.
— Нет. Он не адвокат. Но он с отличием закончил юридический факультет, был стипендиатом, великолепно распределен, но в работе не повезло… — Надя чувствовала, что этого ей не следует говорить, но было уже поздно.
— Где он работает сейчас? — лицо Гарри стало строгим и каким-то сразу постаревшим.
— Он? — Надя замялась. — Он…
— Не мучьте себя. Если нельзя говорить — я не настаиваю. Мне только обидно… — опечаленный взгляд Гарри упал на стол.
— Чем я вас обидела? — виновато спросила Надя.
— Вам, русским, нельзя верить. Вы даже за дружеским столом актеры. Только сейчас мы пили за встречу на Эльбе, за дружбу, за искренность… А через минуту вы уже дипломаты.
— Вы серьезно обиделись?
— Когда друзья неискренни в мелочах, можно ли с ними говорить честно о серьезных делах?
— Я вам скажу. Только… прошу вас — не говорите об этом с Дмитрием. Ему стыдно говорить о своей работе.
— Если вы не хотите этого сказать — не делайте этого.
Над столом повисло тяжелое молчание. Мимо прокружилась в вальсе пара. Гарри смотрел через плечо Нади, а сам думал о чем-то своем, далеком, не относящемся ко всему тому, о чем они только что говорили.
— Он потерял работу… Но это временно…
Слова Нади не произвели на Гарри того впечатления, которого она ожидала. Ничто не изменилось в его лице. Он только грустно улыбнулся и продолжил то, что хотела, но не решалась сказать Надя:
— Мне кажется, у него не все в порядке в личной судьбе?
— Да. Так обидно! Это был лучший студент курса.
Подошедший официант положил на стол счет. Гарри рассчитался и, что-то прикидывая в уме, посмотрел на часы.
— Вы торопитесь? — спросила Надя.
— Мы, туристы, время рассчитываем до минуты. Столько хочется посмотреть, запомнить…
Гарри и Надя не заметили, как к столу подошли Дмитрий и Альберт.
— Ну как? — спросил Гарри у Альберта.
— Можно начинать все сначала, — ответил Альберт.
— Нет, нет… Мне хватит… — Шадрин резко отмахнулся и полез за деньгами. — Я хочу рассчитаться. Меня ждут дома.