Черные Мантии

Феваль Поль Анри

– Много.

– Сколько?.. Ладно, не отвечайте, цену вашей признательности я определю сам. Позвольте вас спросить: не сохранилось ли в глубинах вашего сердца старой легитимистской закваски?

– Гм, – хмыкнул маркиз, скрестив ноги.

– Понял. Бывают чувства и бывают выгоды. Старые чувства не мешают заботиться о новых выгодах. Наш король человек умный, философ, почти ученый…

– Мы будем говорить о государственных делах? – искренне удивился маркиз.

– Мы будем говорить о многом. Наше дело очень вместительно.

– И о том, что вам хотелось бы стать министром?

Господин Лекок одарил собеседника снисходительным взглядом.

– Пока что речь идет о короле. Я бы охотно отвалил от трех до пяти сотен луидоров за то, чтобы быть принятым в Тюильри. Аудиенция может быть очень короткой, но с глазу на глаз.

– Значит, вы вышли на какое-то серьезное дело! – воскликнул маркиз, и глаза его заблестели.

– Однако, – продолжал Лекок, – своих луидоров я тратить попусту не люблю. Для всех, кто общается со мной, дорогой маркиз, гарантией может служить одно мое неизменное качество: я вовсе не филантроп. У меня нет никакого желания добывать богатство для вас, но добывая для вас богатство, я выигрываю очко для себя. Вы можете этим воспользоваться, если хотите.

– Хочу, – проворчал маркиз, – чтобы хоть раз в жизни вы выражались человеческим языком. Я ничего не могу понять.

– Я объясню, хотя для этого придется прибегнуть к алгебре. У меня нет патента, и осторожность не повредит. Я хочу сказать, что наш король, наделенный многими добродетелями, не лишен и некоторых слабостей. Среди слабостей короля наиболее заметной является его страсть высмеивать приверженцев легитимизма кстати и некстати…

– Ну, это уже из высокой политики, – прервал его маркиз улыбаясь.

– Это имеет касательство к нашему делу. Я сказал «страсть», и тут нет никакого преувеличения. Вот вы, к примеру, господин маркиз, пользуетесь при дворе настоящим авторитетом, только потому что притворились отступником от прежней веры…

– Господин Лекок!.. – возмущенно одернул собеседника Маркиз.

Позвольте продолжить. Я сказал: притворились – вы ни от чего не отреклись, это совершенно ясно. Политических ренегатов не бывает. Еще говорят: продались, но это вульгарное выражение тех, кого не покупают. Так вот, продавшиеся заговорщики никого не выдают королю, и его фанатичная вражда к легитимистам вынуждена довольствоваться тенями вместо реальности.

– Надеюсь, господин Лекок, вы не собираетесь меня оскорблять?

– Ни в коем случае, господин маркиз, я пытаюсь пояснить вам сущность моей идеи. Признаете вы, что главная слабость короля именно такова, как я ее описал?

– Пожалуй, если вам угодно…

– Да или нет? На моем деле вы можете добиться того, что от вас ускользало всю жизнь: богатства!

В пристальном взгляде господина Лекока, в его хладнокровном и решительном тоне, во всем его облике, наконец, была настоящая убедительность. Маркиз де Гайарбуа, поразмышляв какое-то время, ответил с видом наставника, вынужденного отрабатывать свое жалованье:

– Я могу вам дать по этому вопросу точную информацию. Король мною изучен основательно, и кое в чем вы действительно правы: он недолюбливает легитимистов, хотя старается побороть свое злопамятство. Республиканцы его беспокоят мало – он не верит в радикальную оппозицию. Более того, он верит, что радикальная оппозиция даже нужна его правительству. Во Франции любят настоящих королей. Наш король не со всем настоящий [25] . Среди его министров есть замечательные умы, и сам он достаточно умен, но между правительством и королем нет согласия по двум причинам: во-первых, король трактует политику как дело чисто семейное, как будто речь идет о процветании его собственного предприятия.

25

Луи-Филипп (1773—1850), французский король в 1830—1848 гг., происходил из младшей (Орлеанской) ветви династии Бурбонов.

Он внезапно остановился. Господин Лекок, внимавший ему с исключительным интересом, сделал поощрительный жест головой.

– Золотые слова, господин маркиз. Я вижу в вас вчерашнего легитимиста…

– И завтрашнего республиканца, хотите вы сказать, – прервал его маркиз, открывая портсигар. – Вы ошибаетесь: я пойду пешком или посижу дома, но омнибусом пользоваться не стану.

Ладонь господина Лекока легла на руку гостя.

– Я уважаю верность убеждениям, – широко улыбаясь, произнес он. – Что наш король такой и сякой, значения не имеет, на пятнадцать минут аудиенции, необходимой для моего дела, он – король. И вы совершенно правы: бельмо на глазу у короля всего одно – предместье Сен-Жермен. Так в чем же дело? У меня есть средство успокоить эту боль, я знаю, как разрубить предместье на две части. – Как?

– Очень просто. Как разрубает гильотина? Голова катится в одну сторону, тело – в другую. От человека остаются два немых куска.

Король не жалует выдумок.

– Выдумки тут ни при чем, просто у меня широкие понятия О чести. Вернемся к Черным Мантиям.

Маркиз, державший в одной руке сигару, в другой спичку, застыл от изумления и, глянув на Лекока, спросил:

– Так это политическая организация?

– А сколько бы вы за это дали?

Гайарбуа залился краской и стал зажигать сигару, чтобы скрыть смущение.

– Вы – оттуда! – отчеканил господин Лекок.

В разговорном языке словечко «оттуда» перестало быть намеком, смысл его был доступен всем: из тайной полиции.

Краска на лице аристократа сменилась бледностью.

– Глупых профессий не бывает, – продолжал господин Лекок. – Я это понял давно. Парижский лес – мои угодья, изученные мной насквозь: я знаю всех охотников и всю дичь. В моих кущах диковинные нравы, я знаю зайцев, которые выслеживают псов… вы не поверите, мой дорогой, как много есть мошенников, способных вас переиграть. Полковник, только что почивший в бозе, в течение шестидесяти лет вертел всеми ищейками Европы. Он умер в своей постели, и я надеюсь, официальные власти почтят своим присутствием торжественную церемонию его похорон.

– Вам угодно его не выдавать?

Он был лучшим клиентом моего агентства и… может быть… Улыбаетесь? Ведь это я вам на него указал. Вы только и делаете, что ищете, и не находите ничего; я не ищу, но нахожу: что может быть страннее этого? Вы подумали, что это политическая организация? Да ничего подобного! Но сие вовсе не означает, что в ней не состоят политики. Именно в ней я нашел орудие, которое вас сделает префектом, а меня, если мне захочется, министром.

– Ваше превосходительство, – вымолвил маркиз, сумевший придать своему тону прежнюю насмешливость, – вы так и будете до конца беседы вводить меня в курс дела параболами?