Черные Мантии
Шрифт:
– За что вы нанесли мне такое оскорбление, мадам? – спросил барон с глубокой печалью, придавшей его словам достоинство.
– Вы опять за свое! – воскликнул Лекок. – Неужели вам все еще непонятно, что речь пойдет вовсе не о супружеской измене? Я не настолько низок, чтобы поставить вас лицом к лицу ради такого дела! Но ложь началась с вас, господин Шварц, вы ввели в заблуждение свою жену: вы знали, что ее первый муж пребывает в живых!
– Уверяю… – начал было банкир.
– Напрасно вы станете уверять!
– Клянусь…
– Не клянитесь! – вымолвила молчавшая до сих пор баронесса.
– Слава Богу! – обрадовался Лекок. – Наконец-то наша прекрасная дама обрела дар речи. Позвольте вам сообщить, господин барон, что госпожа баронесса удивлена не менее вас. Обоюдное изумление! Я большой чудак, не правда ли? Вы увидите, как я блистательно проведу дискуссию – я готовился к ней целый вечер. Вы знаете маркиза де Гайарбуа?
Барон распустил узел галстука.
– Да, апоплексический удар был бы в данный момент нежелателен, старина, – с юмором заметил Лекок, – если, конечно, вы не выбрали для себя именно этот род смерти. Однако не надо отчаиваться, черт возьми! Соберем наше мужество и выйдем из положения. Что касается маркиза де Гайарбуа, он готов вылезти из кожи, чтобы получить место префекта полиции. Высокопоставленный человек, решивший поохотиться за Черными Мантиями… Как велика сумма комиссионных, выплаченных полковником Боццо за ведение его финансовых дел, господин банкир?
Вопрос был задан вскользь и нарочито небрежным тоном. Из всех присутствующих только Трехлапый догадался о его подоплеке. Барон устало ответил:
– У меня все счета в порядке. Можете проверить в моих конторах.
– Это ваш просчет, дорогой банкир, – сказал Лекок, понижая голос. – Огромный просчет. Финансовые дела подобных клиентов нельзя доверять конторам, если вы желаете спать спокойно. Этот чертов маркиз прекрасно осведомлен. Он мне сказал напрямик: «В банкирах у Черных Мантий подвизается барон Шварц».
– Это клевета!
– Точно так и я ответил маркизу! Есть у вас камердинер по имени Домерг?
– Есть. Старый и преданные слуга.
– Следует заметить, что справившись с делом Черных Мантий, маркиз одним прыжком попадает в префектуру. Потому он очень усердствует. Вокруг вас так и кишат агенты, и в Париже, и в замке. Ваш преданный Домерг, кажется, играет в игру «Будет ли завтра день?»
Баронесса выдала себя невольным движением.
– Значит, в эту игру играете вы, мадам?
– Да! – не колеблясь, ответила она.
Рассеянная рука калеки вывела на лежавшем перед ним листке бумаги следующие слова: «Паук, который плетет свою паутину…»
Пауки появляются то тут, то там, повсюду развешивая скользкие, воздушно-тонкие нити. Поначалу трудно даже предположить форму в этой мастерски выплетаемой ловушке – кажется, что она делается наугад. Но вскоре проступает основа, составленная из искусно выплетенных петель. Каждый, кто угодит в паутину, становится пленником.
Лекок поклонился баронессе и повернулся к ее супругу.
– Я не знаю всего, – пояснил он, – всего и не узнаешь, когда дело касается дам. Надеюсь все же, что я знаю достаточно, чтобы дать вам добрый совет, добрый для вас, добрый для меня, ибо я не собираюсь трудиться задаром. Оставим пока в стороне нашего друга маркиза, действующего весьма ретиво, и вернемся в прошлое. Зная, что госпожа баронесса до вас имела супруга, вы не должны слишком удивиться тому, что существует и сын.
– Мишель? – воскликнул господин Шварц, и лицо его чуть ли не просияло.
И, обернувшись к жене, добавил с нежным упреком:
– Джованна, почему же вы мне не сказали?
Она хранила молчание. Сквозь кружевную вуаль угадывались ресницы, опущенные на бледные щеки. Зато развеселился Лекок.
– Вот сцена, какой не хватает в старенькой мелодраме: «женщина и два ее мужа». Только весельчак вроде меня может создать подобную ситуацию! Однако не будем увлекаться мелодрамой, нам надо вывести дело на чистую воду. В Париже каждый день разыгрывается по дюжине пьес, посвященных двоемужеству, и заканчиваются они в зале суда, который не перестает удивляться их изобилию. Шутки в сторону: женщине почти всегда есть что сказать в свое оправдание, ей нужно только решиться заговорить. Согласны вы со мной, Жан-Батист?
Вот уже в третий раз Лекок называл своего гостя по имени, в прежних своих отношениях с богатым банкиром он не смел себе такого позволить, и среди многих удивительных вещей, разыгравшихся в этот вечер, фамильярность шефа агентства особенно поражала баронессу. Господин Шварц не протестовал: его раздавила опасная странность ситуации, чреватой, как он предчувствовал, новыми разоблачениями.
Тон Лекока заставил его живо припомнить далекий, ушедший в прошлое день – 14 июня 1825 года. Он явственно ощутил даже, если можно так выразиться, привкус чувств, обуревавших его во время встречи с нагловатым коммивояжером, состоявшейся на набережной Орна. Потому барон даже вздрогнул, когда Лекок, засунув руки в карманы халата и глядя на него в упор, напомнил:
– Вино, игра, красотки, а, старина? Наш ужин в таверне «У отважного петуха»! Мамаша Брюле превосходно стряпала! А муж, знаменитый муж, папаша Брюле, смышленый малый, алиби любви! Моя позабытая трость, трость с серебряным набалдашником. И урок, затверженный для комиссара полиции, которого звали тоже Шварц: и потом помощенной! Тогда мы не были горделивыми, – ночью, на большой дороге и на ухабистом проселке? Билет в тысячу… да, вот кто здорово расплодился за это время, а, Жан-Батист?
На висках господина Шварца появились крупные капли пота.
Подавленный вздох распирал грудь калеки, уставившегося задумчивым взором в пустоту.
XXXII
ПОТАНЦУЕМ
Вид у господина Лекока был победительно-добродушный. Он щурился на барона и галантно улыбался баронессе. Она нарушила молчание первая: – Я не все поняла из только что сказанного, – взволнованным голосом сказала она. – Вы намекаете, что господин Шварц был замешан в том ужасном деле Банселля? Лекок, загадочно хмыкнув, ответил:
– Знаете, как бывает: коза и капуста, мясо и рыба, то и се.