Черные Мантии
Шрифт:
Трехлапый расстегнул бархатный пиджак и вынул из кармана бумажник.
Пока он его открывал, господин Лекок делился своими соображениями дальше:
– Пуская барон с баронессой ждут. Им надо показать, где раки зимуют. Тут сейчас разыграется любопытная сценка. Я все держу в своей голове, все!
Калека протянул ему две бумажки. Лекок подошел к нему, чтобы их забрать.
– Да, пускай они подождут, – поддакнул Трехлапый, – к тому же вам надо знать, что говорить, а для этого выслушайте мой рапорт.
Господин Лекок не отвечал. Он разглядывал два банковских билета с чрезвычайным вниманием.
– Какой из них настоящий? – спросил он. – А ты пока приступай к рапорту.
Он вставил в глаз маленькую лупу, какой пользуются часовщики, и приблизился к лампе. Трехлапый, глядя на патрона посверкивающими глазами, заговорил:
– Прибыв в замок, я встретил у его ворот юную Эдме Лебер.
– Почему ты об этом упоминаешь?
– Сейчас поймете. Господин Шварц принимал меня, а госпожа Шварц юную Эдме Лебер.
– У тебя такой странный голос, старина, когда ты произносишь это имя «юная Эдме Лебер», – заметил Лекок, не отрывая глаз от банковских билетов.
– Еще бы! Такое прелестное существо! У меня парализованы ноги, а не сердце.
– Ну что ж, эти купюры не отличить друг от друга. А ты все еще продолжаешь разыгрывать с графиней Корона сказку «Красавица и чудовище»?
– Я люблю женщин! – несколько напыщенно ответил Трехлапый.
– Я тоже! – сказал Лекок, скрывая улыбку. – Странный ты все-таки тип, господин Матье! Похоже, ты был изрядным весельчаком, когда пользовался ногами.
– Я и без ног продолжаю оставаться изрядным весельчаком, – сухо заметил калека. – Купюры вам подходят?
– Думаю, в банке ничего не заметят. Надо печатать, и быстро!
– Уже приступили. Я дал чек заранее.
– Браво! На это, старина Матье, можно купить целый сераль!
– На это? Вы что, собираетесь со мной рассчитаться… – начал Трехлапый кислым тоном.
– Как ты, однако, недоверчив! – возмутился Лекок, не теряя самодовольства, составлявшего его силу. – Мой план – настоящий шедевр, мы не будем отступать от него. Знаешь, бывает такая охота, когда живых птиц приманивают на чучела? Я, как и ты, не питаю пристрастия к фальшивомонетчикам. Жалкая профессия! Сколько можно напечатать за двадцать четыре часа?
– Два миллиона в день. Если постараться.
– За три дня шесть миллионов. В среду я пристрою все, что мы отпечатаем… Докладывай дальше!
– Во время беседы с бароном я обронил словечко о том самом деле…
– И он сразу же примчался сюда!
– Примчался он по другому поводу… хотя он бледнел и трясся, когда я говорил о Кане, о разорившемся банкире, о бывшем комиссаре полиции и о полковнике…
– Что он сказал?
– Ничего. Расспрашивал меня о графине Корона.
– И что ты ответил?
– Ничего. Я отчитываюсь только перед вами. Сюда барон Шварц примчался, потому что он, словно воришка, сделал слепок с ключа от секретера жены.
Господин Лекок, погладив картонную коробку с присланным куском воска, вполголоса пробурчал:
– Слепки на меня так и посыпались. А во весь голос сказал:
– На него похоже. А ты как узнал об этом?
– Узнал.
– И не хочешь сказать как?
– Не хочу.
– Почему?
– Потому что своим узнаваньем я зарабатываю на хлеб.
– Верно. А баронесса с чем пожаловала сюда?
– Эдме Лебер привезла ей бриллиантовую подвеску, потерянную на лестнице у…
– Эта история мне известна. А я тут при чем?
– Увидите… да и к тому же она знает, что муж сделал слепок с ключа.
– Превосходно! Лучшего не попросишь! Когда план хорош, в него вписывается все. Превосходно!
– Я еще не закончил. Прибыв сюда ненароком одновременно, барон и баронесса столкнулись.
– Где? – спросил Лекок, настораживаясь.
– В вашем дворе. Баронесса несла в шкатулке содержимое своего шкафчика, ключ от которого собирается подделать барон.
– А ты знаешь содержимое этого шкафчика, а, старина? – льстивым тоном поинтересовался Лекок.
– Не знаю, – холодно ответил калека.
– Шкатулка все еще у баронессы?
– Нет. Внизу, под вашими окнами, произошла сцена, достойная Бомарше.
– Ты присутствовал?
– Укрывшись в дворницкой, как мне и положено.
– Выкладывай сцену! А ты все-таки очень странный тип!
Трехлапый, стараясь говорить толково, начал рассказ:
– Женщину, укрывшуюся под плотной вуалью, преследует муж. Она входит в наш двор, он идет по пятам. По двору в это время случайно проходит мужчина. Женщина под вуалью, не говоря ни слова, всучает ему в руки шкатулку и исчезает. «Отдайте, шкатулка моя!» – кричит муж на мужчину, совсем обалдевшего от неожиданности. «Не смейте отдавать!» – раздается властный голос, и появляется вторая женщина, завуалированная не менее плотно, чем первая. Настоящий театральный эффект…
– Кто она, эта вторая женщина?
– Графиня Корона, черт возьми!
– Откуда она взялась?
– Наверное, из-под земли. Лекок подпер голову рукой.
– А случайно проходивший по двору мужчина?
– Господин Мишель.
Лекок наполнил свой стакан со словами:
– В добрый час! Впишется и это.
Трехлапый, улыбаясь, наблюдал, как патрон опорожняет стакан. Рука Лекока слегка дрожала, когда он ставил стакан на стол.
– Тайна у нее! – процедил он сквозь зубы. – Тайна должна быть моей: старик меня обманул. Девчонка возненавидела меня раньше, чем научилась лепетать имя матери. Мой прирожденный враг! Тем хуже для нее!
– Вы говорите о баронессе Шварц? – полюбопытствовал калека.
– А ты знаешь, – вместо ответа спросил Лекок, – зачем приходила в наш дом графиня?
– Она приходила обсудить со мной кое-какие дела, – не колеблясь, ответил Трехлапый.
Лекок бросил на него подозрительный взгляд.
– На вашем месте, – холодно промолвил калека, – я бы оставил графиню в покое. Она знает так же много, как вы.
– И гораздо больше, чем ты?
– Да, особенно про этого Брюно, который так вам пришелся по сердцу.