Черные Мантии
Шрифт:
– Я счастлив, госпожа графиня. Необычайно признателен за оказанную нам милость, господин герцог. Для нас это большая честь, госпожа маркиза…
Было ясно, что он, зная свою привычку изъясняться излишне лаконично, выучил назубок все титулы и теперь исполнял обязанности хозяина, подходя ко всем, кто имел на то несомненное право. Он не был ни взволнован, ни подавлен, а опытные физиономисты даже пришли к заключению, что барон предвкушает некие весьма радостные для него события.
Когда взор его останавливался на ослепительной в своей красоте баронессе, в глубине его глаз вспыхивало пламя безмерной страсти.
Лекок на ходу бросил ему несколько слов. Господин Лекок де ла Перьер шел в сопровождении высокого юноши, необычайно красивого, хотя и несколько грузноватого; юноша имел ярко выраженный бурбоновский профиль.
Свадьба Бланш с этим юным безумцем Морисом пока еще не состоялась. Каждый мог видеть, как хорошо сохранился господин Лекок де ла Перьер; мало кто рискнул бы соперничать с таким женихом… Послушайте! Может быть, именно здесь и таилась причина торжества, побуждавшего барона Шварца гордо вскидывать голову. Все знали, что Лекок был принят в Тюильри, и не одна благородная дама созерцала черты его юного спутника с благоговейным волнением.
Все называли его просто герцог. Ибо ни одно имя не могло заменить имени Бурбонов, на которое он имел несомненное право, но которое ему пока еще не было дозволено носить.
Этот молодой человек изрядно будоражил мысли собравшихся.
Бурное оживление наблюдалось также при виде лица, занимавшего высокий пост в правительстве, того, кого в рассказе о похоронах полковника мы именовали незнакомцем. За ним как тень следовал маркиз де Гайарбуа. Незнакомец приветствовал Лекока и его юного спутника.
Но если бы вы только знали, как далеки от этой суеты были Эдме и Мишель, Морис и Бланш, в каких заоблачных высотах парили они над этой сутолокой! Впрочем, Морис только что встретил своего отца, бывшего комиссара полиции, и тот, пожимая сыну руку, многозначительно произнес:
– Я рад видеть вас здесь.
Точно такая же сцена произошла между господином Роланом и Этьеном; в отличие от Мориса, Этьен не был влюблен, но, снедаемый театральной лихорадкой, он сладострастно вдыхал ароматы своей драмы. Считая себя автором пьесы, Этьен старался уловить малейшие детали действия, и не замечал, как сам постепенно становился одним из ее персонажей. Он чувствовал приближение катастрофы, подстроенной неизвестными ему людьми. Эти люди должны были стать его добычей, он жаждал выследить их.
К часу ночи господа Ролан и Шварц из префектуры сошлись в узком оконном проеме.
– Кажется, все произойдет сегодня ночью, – произнес бывший комиссар полиции и попытался улыбнуться. – Нам собираются доказать, что мы напрасно спокойно спали все эти семнадцать лет.
Советник мрачно повторил:
– Именно сегодня ночью. Нам собираются это доказать.
Человек, не знакомый ни одному из собеседников, приблизился к ним, и, отвесив почтительный поклон, тихо произнес:
– Будьте готовы, господа. Пароль: «Правосудие никогда не ошибается».
Собеседники вздрогнули; щеки чиновника запылали от гнева.
Но незнакомец вновь отвесил им бесстрастный и вежливый поклон. Это был всего лишь посланец, для него смысл переданных им слов, несомненно, был сокрыт. Господин Ролан и господин Шварц из префектуры молча переглянулись и позволили посланцу удалиться.
IX
ИСКУПЛЕНИЕ И ЛЮБОВЬ
Красавца Мишеля снедала тревога, и неизвестно, что бы он натворил, если бы не трепещущая от счастья Эдме Лебер, сумевшая передать ему частичку той радости, ко-торую испытывала она сама. Те, кто видел девушку в этот вечер, могли бы поклясться, что ее прекрасные глаза никогда не знали слез. Она удерживала Мишеля от бессмысленных поступков, ибо в часы решающего испытания он сознавал свою бесполезность, и от этого приходил в ярость. Эдме делала все, чтобы успокоить нашего бедного героя, чувствовавшего себя марионеткой в руках умелого кукловода. Он все время порывался оборвать поддерживающие его нити, хотя и понимал, что тут же упадет и вряд ли сумеет сам подняться. Понимала это и Эдме и, зная пылкую натуру Мишеля, содрогалась от страха; единственным выходом в создавшемся положении было протянуть время, и она заставляла Мишеля забывать о времени.
Кто-то шепнул Эдме: «Не дайте Мишелю натворить глупостей!» Но если стараниями Эдме Мишель ничего не предпринимал, то это вовсе не означало, что о нем забыли. Не знаю, долетели ли двусмысленные намеки, оброненные в прихожей всесильным Домергом, до гостиной, но внезапно гости принялись упорно искать сходство между мужественным красавцем Мишелем и бароном Шварцем, чье лицо походило на морду разжиревшей ласки. Ошибки быть не могло: эти два человека были похожи друг на друга, как день и ночь; но ночь, как известно, сестра дня, а потому «семейное сходство» бросалось в глаза.
Высокий и исполненный благородства молодой человек был плодом греховной страсти юных лет. Все помнили о его недавнем расточительстве и о том блестящем положении, которое он занимал среди парижской золотой молодежи. Сама опала его более всего напоминала отцовское наказание; к тому же баронесса, будучи матерью единственной дочери, не должна была питать к нему нежных чувств и наверняка настраивала против него барона. Но вы уже убедились, что Париж никому не верит на слово и будет обдирать шелуху, пока не докопается до истины. Париж успевает делать все. Вам кажется, что свежие сплетни заставляют парижан забыть о том, что случилось вчера? Тогда давайте послушаем еще немного.
– Надеюсь, вы согласитесь со мной, маркиза, что господин префект присутствует здесь отнюдь не ради прусского короля?
– Разумеется, нет, граф, просто здесь сегодня весь свет. Мы ведь тоже здесь!
– Бомба взорвется, я вам предсказываю. Гайарбуа сказал мне, что у этого Лекока де ла Перьер такие связи… Вы же понимаете!
– Да он настоящий кудесник, этот Лекок!
– В конце концов, сегодня в Париже не меньше пятидесяти тысяч человек в один голос твердят: Черные Мантии! Нет, положительно этот Лекок станет министром!
– И каким же образом?
– Очень просто: господин барон удвоит обещанное приданое, чтобы стать тестем принца крови.
– И вы туда же – поверили этой сказке о Людовике Семнадцатом!
– Мне кажется, что мы снова вернулись к тому, что эта ассоциация Черные Мантии, или, иначе, сборище заговорщиков…
– Господин Лекок только что говорил с баронессой Шварц! Господи, как она побледнела!
– Надеюсь, что при новом режиме воцарится настоящий порядок.
– На мой взгляд, – обращался в скромном узком кругу попутчик из Ливри к госпоже Бло, рантьерше, – проживание в Париже этого весьма состоятельного частного лица отнюдь не пойдет столице во вред.