Чёрные мундиры. Книга первая. Линии мира
Шрифт:
— Нет, я не верю! — сказал Форс. — Как может цивилизация, которая достигла таких высот развития, быть такой... Такой... Убивать друг друга?
— Ну на самом деле мы не знаем, с кем вела войну та цивилизация. — еле слышно проговорил идущий впереди командир. — Может они и не убивали друг друга.
— Какие же вы наивные ребята! — не унимался Ницер. — У тебя ж в бункере ракеты, оружие того времени...
— Ракеты? — услышал Форс знакомое слово.
— А ты, наверно, думаешь, как все, что они этим оружием метеориты
— Это нормальное применение подобного оружия. — отвечал тот, — Да и мундиры наши ведь могут защищать от осколков мелких астероидов.
— Покажите мне ракеты! — крикнул сзади Форс.
— Мы не для этого сюда пришли! — Ницер хотел продолжить спор. Он снова наступал на командира: — У нас на сегодня разрушенная планета и куча оружия на ней, а ты думаешь, что всему виной метеориты. Вот припомни мои слова, мы ещё раскопаем оружие той эпохи, которое нацелено на уничтожение людей.
— Вот когда раскопаем, тогда и поговорим. — кратко прервал диалог тот. — Мы пришли.
Идущие остановились возле массивной металлической двери. Командир достал ключи и открыл дверь. Ницер зашёл в камеру первый, позвав за собой остальных. Командир остался за дверью, заперев её с той стороны.
— Если что, кричите! — сказал он.
— Если что, беги подальше. — посмеялся Ницер.
В широкой просторной камере, на полу которой могло бы свободно разместиться десятка два людей, стоял письменный стол и стул рядом с ним. На стуле сидела девушка с чёрными волосами и красивыми красными глазами. Она была просто чудесна. Форс, затаив дыхание, рассматривал черты её лица. Таких красавиц на Иргенте надо ещё поискать.
Все трое подошли к ней. Огромные потолки камеры, в два, а то и три человеческих роста, не позволяли добраться до решётки, которая была справа под самым потолком. Из этой решётки бил свет, и луч его падал на письменный стол, за которым сидела девушка. На столе лежали рисунки, целые стопки рисунков. Присмотревшись к ним, Форс понял, что такой красоты он ещё не видел. Рисунки были просто великолепны. Если бы раньше Форс не видел этого, он даже предположить бы не смог, что человек может нарисовать такое. В руках у девушки было перо, которым она выводила очередной свой шедевр.
— Ну здравствуй, Гаппа! — обратился к девушке Клеф.
— Вы принесли чернила? — спросила ласковым тоном девушка, не отрываясь от рисунка.
— Прости, забыли. — ответил Клеф.
— Тогда зачем пришли? — посерьёзнела девушка, продолжая рисовать.
— Проведать тебя решили. Узнать, всё ли в порядке. — Клеф тоже старался говорить с ней ласково, как с ребёнком.
— Я же просила меня не беспокоить.
— Прости, мы просто решили, вдруг тебе...
— Так, ну хватит! — перебил Ницер — «Прости, забыли», «Проведать тебя решили». Ты «чёрный мундир» или трёхлетний ребёнок, Клеф?
— Этот противный дед опять с вами... — вздохнула девушка и оторвала взгляд от рисунка, посмотрев на вошедших. Увидев Форса, она добавила: — А тебя я раньше не видела. Как тебя зовут?
— Меня зовут Форс.
— Очень рада. — улыбнулась девушка. — Меня зовут Гаппа.
Ницер начал брать в руки и рассматривать её рисунки. Их на столе девушки скопилась уже целая пачка. Вероятно, чернила и бумага лежали где-то под изрисованными листами, раскиданными по столу.
— А ты тоже скоро станешь стражником? — спросила Гаппа.
— Да, я учусь в академии, надеюсь, скоро стану. — ответил Форс.
— Ну и зря. — улыбнулась девушка. — Ничего интересного в их жизни нет. Только и умеют, что мучить людей в своих пыточных камерах.
— Да были бы люди... — проговорил Ницер. — А то ведь одержимые. Да ещё, к тому же, не признаются в этом!
— Я не одержимая. — скромно сказала девушка. И тут же грубо кинула Ницеру: — В отличие от тебя, старый дурак. Скоро совсем загнёшься!
— Ах так! — спокойно проговорил Ницер, посмотрев на девушку. Повернув голову, он обратился к Клефу: — Я могу считать это оскорблением?
— Можешь, Ницер. — ответил тот.
Между тем Форс, рассматривающий рисунки, заметил, что большинство из них это абстрактные изображения природы и каких-то существ, а некоторые — весьма странные, на них изображены черепа, кости, умершие люди. Они тоже были прекрасны, но их красота была в то же время и пугающей.
— Почему ты рисуешь такие картины? — указал Форс на одну из них. — Ведь ты могла бы прекрасно рисовать природу, у тебя это так здорово получается!
— Понимаешь, Форс, это моя суть, — сказала девушка, — я просто выражаю себя на этих картинах.
Гаппа начала указывать на картины пальцем и комментировать их:
— Вот тут я весела. Вот это я грущу. Вот здесь я добрая. А здесь, — взяла она в руки тёмный рисунок с черепом, — здесь я зла. У меня есть разные рисунки, где я в депрессии, где я готова всех убить, где я плачу...
— В общем, художница была бы замечательная. — прервал Ницер. — Если б не поддерживала наших врагов.
— Я не верю, что она заражена. — сказал Форс, рассматривая её рисунки. — Одержимые себя так не ведут.
— Ха, ну и попробуй докажи это им. — засмеялась девушка. — Уже полмесяца меня здесь держат. А я домой хочу. К родителям!
— Да что ты говоришь, красота ты наша. А ничего что ты стольким стражам подселила духов?
Девушка засмеялась, но при этом видно было, что она разочарована и едва не плачет.
— Вы все заражены. Я только открыла вам глаза на это.
— Смеёшься? Смейся, смейся. — Ницер взял в руки рисунок, который только что рисовала девушка. Он был уже почти нарисован, осталось дорисовать совсем немного. Ницер развернулся к Форсу и, показав рисунок, спросил: — Красиво, правда?