Черные ножи 2
Шрифт:
Удар!
Меня бросило вперед и крепко приложило о борт. Рядом болезненно охнул Перепрыга. Гул мотора затих, наступила тишина.
— Екарный бабай! — просипел откуда-то спереди Леха. — Вот же елы-палы!
От удара в голове у меня слегка помутилось, но я собрался с мыслями и спросил:
— Все целы?
— Живой, — негромко отрапортовал Иван, — только рукой ударился шибко… болит, но вроде не сломал!
— Я цел, — сообщил Носов. — Сумел в кресле удержаться.
— Михалыч? Ты как? — встревожено уточнил я, так и не дождавшись голоса третьего члена экипажа.
Мне
— Он ранен, без сознания! Лицо все в крови!
Этого еще только не хватало. Я попытался пробраться вперед, но было так тесно, что я при всем желании не втиснулся бы в носовую часть машины, пока кто-то из двоих, там находившихся, не освободил бы место.
— Открой передний люк! — приказал я Носову. — С той стороны зайду…
Едва я вылез наружу, мгновенно промок — дождь и не собирался заканчиваться, но сейчас это волновало меня в последнюю очередь. Ваня выбрался следом за мной, прикрыв командирский люк, и мы быстро спрыгнули на землю, обойдя машину сбоку.
Леха уже пытался приподнять Михалыча с его водительского кресла, но сил ему явно не хватало.
— Так, — оценил я обстановку, — давай ремни! Пропусти их у него под руками, и главное, голову ему придержи!
Тащить безвольное тело сквозь люк было сложно. Корякин все никак не приходил в себя. Окровавленный, бесчувственный, неподъемный он тяжелым кулем полулежал в кресле. Леша оплел его ремнями, но действовать нужно было осторожно, чтобы не повредить Петру Михайловичу. Если бы он очнулся, хотя бы на пару минут, и сумел помочь нам, было бы проще. Но Корякин, как видно, слишком сильно ударился головой, и сейчас находился в полной отключке. Можно было немного подождать — вдруг все же очухается самостоятельно, но мне отчего-то мерещилось худшее, и я хотел вытащить его из танка как можно скорее.
Было тяжело, но мы справились. Протянув Корякина сквозь люк наружу, мы осторожно спустили его с брони на землю, перенесли под дерево с широкой кроной, прикрыв от ливня плащ-палаткой.
Я проверил его дыхание — дышит, слегка похлопал по щекам — нет реакции, обтер лицо от крови и обнаружил на лбу рану — ударился со всей дури, когда машину повело. Нашатырь бы мне — может, и очнулся бы от резкого запаха.
Пока мы с Перепрыгой пытались оживить Корякина, Леха сначала развернул башню танка в правильную сторону, потом сел в кресло мехвода и попытался съехать с пологого участка на ровную часть, но от недостатка опыта вгрызся в землю еще сильнее и окончательно застрял. Мотор дико ревел, дым густо валил из трубы, но танк не мог сдвинуться с места.
— Глуши! Твою налево, глуши! — я замахал руками, но было поздно. Машина увязла намертво.
Мотор замолчал, и через минуту из люка показался Носов. Вид у него был смущенный. Он развел руками, мол, как так-то? Но мне сейчас было не до него, я все еще пытался привести Петра Михайловича в чувство, и это у меня никак не получалось.
— Он живой? — спросил Перепрыга, глядя на тело Корякина.
— Пока жив, — ответил я, — но я не медик, не могу сказать, насколько серьезна рана. Надо его в расположение тащить.
Леша Носов, выбравшись из люка, мелким шагом подошел к нам, но бранить его я не собирался. Ошибся — бывает.
— Бойцы, слушайте приказ, — мой голос окаменел, — ваша задача — как можно быстрее доставить Петра Михайловича к нашим. От этого, возможно, зависит его жизнь!
— А вы как, командир? — уточнил Иван.
— Я остаюсь здесь с машиной. Нельзя бросить ее вот так просто на произвол судьбы. Как только доберетесь до расположения, сразу бегите к Дуюну — пусть пришлет кого-то на выручку с тросами. Думаю, при такой погоде немцы сюда до утра не сунутся. Задача ясна?
— Но Димон, — начал было Леша, — мы не можем бросить тебя одного…
— Я тебе не Димон! — рявкнул я таким тоном, что сразу было понятно, споры неуместны, — Я лейтенант Буров, твой непосредственный командир! Это был приказ, боец Носов! Выполнять!
— Так точно!
За несколько минут мы соорудили нечто вроде волокуши из веток деревьев и еловых лап, положили на нее Корякина, и Леша с Ваней потащили его в нужном направлении. Я очень надеялся, что они допрут… или, что Михалыч все же придет в себя в дороге. Я чертовски переживал за него… но танк бросить не мог. Думаю, он поступил бы так же.
Носов чуть повернулся и посмотрел на меня странным взглядом, словно прощаясь навсегда.
Нет уж! Я помирать не собираюсь!
Я мог уйти с остальными. По сути, я и должен был так поступить. А после привести подмогу и вытянуть танк из западни. Вместо этого, я остался в лесу, вместе с машиной. Я просто не мог оставить ценное имущество на произвол судьбы.
Даже не имущество… я сроднился с нашим «744-м» за эти месяцы, сросся с ним в единое целое, зная все его слабые и сильные стороны. Да, танк — это лишь машина… но некоторые машины имеют собственные имена. И наш «Уралец» был как раз таким.
Впрочем, я бы не стал разменивать жизнь человека на танк. Просто был уверен, что Носов и Перепрыга справятся и без меня, а к утру придет помощь, и меня вытащат.
Дождь постепенно стихал, но к этому моменту я давно промок, поэтому залез в танк, задраил изнутри все люки, разделся, накрепко выжал вещи и развесил одежду сушиться. Если повезет, к утру слегка подсохнет.
Еды у меня не было — последний брикет отдал Леше и Ване, только немного воды во фляжке. Я сделал пару крупных глотков и решил вздремнуть — все равно делать было нечего. Спать в танке — сомнительное удовольствие, никаких удобств для этой цели не было предусмотрено, но я настолько устал, что едва свернувшись в кресле мехвода, сразу уснул.
Снилась мне Анастасия Павловна — строгая и сердитая, в белоснежном врачебном халате, она пристально смотрела на меня и что-то говорила, но слов я разобрать не мог. Зато ощутил неистовое влечение к ней такой непреодолимой силы, что даже дернулся во сне, больно стукнувшись локтем.
Я попытался было перевернуться на другой бок, но тут меня еще раз тряхануло, и остатки сна мигом слетели. Да это не сон! Кто-то снаружи дергает танк тросом, пытаясь вытащить машину из грязи. Сколько же я проспал? Судя по тому, что я вновь был бодр и свеж — прошло несколько часов. Вот так Настасья, подлечила меня даже в грезах, как сделала бы и наяву.