Черные очки
Шрифт:
– О револьвере?
– Я имею в виду, – объяснил доктор, – что вы могли бы рассказать, где вы, Хардинг и доктор Чесни были сегодня днем.
– Разве вы не знаете?
– Не знаю, сто чертей! – прорычал, делая страшную мину, доктор Фелл. – Я же могу ошибаться. Все мои выводы основаны на общем впечатлении. Хотя можете назвать меня ослом, но есть и кое-какие вещественные доводы.
Приподняв трость, он показал на белую гвоздику, валявшуюся на гравии, ту самую гвоздику, которую доктор Чесни вынул из своей петлицы. Затем Фелл опустил трость и коснулся ею туфли Марджори. Та инстинктивно отдернула ногу, но одна из белых крупинок, казавшихся издали частичками гравия, уже прилипла к кончику трости.
– Разумеется, вас не осыпали конфетти, –
Марджори утвердительно кивнула.
– Да, – спокойно сказала она. – Сегодня днем мы с Джорджем поженились в мэрии Бристоля.
Никто не ответил ей. В наступившей тишине слышались только отзвуки голосов, доносившихся из дома. Марджори заговорила вновь.
– У нас было специальное разрешение. Мы получили его позавчера. – Ее тон немного изменился. – Мы собирались... мы собирались в течение года хранить все в секрете. – Она заговорила еще громче. – Нораз уж мы очутились среди таких проницательных детективов и раз уж мы – такие бездарные преступники, что все равно не можем ничего скрыть, то так тому и быть.
Боствик глядел на нее с искренним изумлением.
– Но послушайте, – недоверчиво проговорил он. – Господи! Я не верю. Не могу поверить. Верно, я считал, что вы немного с причудами – не будем сейчас спорить на эту тему – но я никогда не думал, что вы способны на такое. Или что доктор вам это позволит. Не понимаю.
– Вы, кажется, не сторонник брака, мистер Боствик?
– Сторонник брака? – повторил Боствик, словно смысл этих слов не доходил до него. – Когда вы решили пожениться?
– Мы еще раньше наметили именно этот день. Решили, что оформим гражданский брак, потому что Джордж терпеть не может всякие церемонии и шум. А тут умер дядя Марк и я чувствовала себя так... так... в общем, как бы то ни было, мы решили, что сегодня утром все равно поженимся. У меня были свои причины. Говорю вам – у меня были свои причины! Она почти кричала.
– Черт возьми! – сказал Боствик. – Чего-то я тут не понимаю. Я же вашу семью знаю уже шестнадцать лет. И честно скажу вам: не ожидал, чтобы доктор уступил вам и согласился на ваш брак, когда мистер Чесни еще даже не похоронен!
Марджори сделала шаг назад.
– Ладно, – сказала она со слезами на глазах, – значит, никто не собирается поздравить меня или хотя бы пожелать счастья?
– Я желаю вам счастья, – сказал Эллиот. – Вы это знаете.
– Миссис Хардинг, – серьезно проговорил доктор Фелл, а Марджори вздрогнула, услышав еще не привычное для себя имя. – Приношу вам свои извинения. Мое отсутствие чувства такта настолько известно, что было бы странно, если бы оно не проявилось и теперь. Я желаю вам счастья. И не только надеюсь – обещаю вам, что вы будете счастливы.
Поведение Марджори вновь резко изменилось.
– Боже, как мы сентиментальны! – с иронией проговорила она. – И этот грубиян-полицейский, – она посмотрела на Боствика, – который внезапно вспомнил, как давно он знает мою семью или, по крайней мере, семью Чесни – как бы ему, тем не менее, хотелось бы надеть мне веревку на шею. Я вышла замуж. Правильно. Я вышла замуж. У меня были на то свои причины. Может быть, вы их не понимаете, но они были.
– Я сказал только... – начал Эллиот.
– Забудьте о том, что вы сказали, – перебила его Марджори. – Все говорили то, что считали нужным сказать. Так что можете продолжать расхаживать вокруг – довольные и надутые, как совы. Или как профессор Инграм. Надо было вам видеть его мину, когда мы приехали к нему и попросили быть свидетелем. Нет, нет, что вы! Словно ему что-то ужасное предложили. Даже притвориться не смог как следует. Впрочем, вас ведь интересует только револьвер, не так ли? Пожалуйста! Это и впрямь была только шутка. Возможно, чувство юмора у дяди Джо не слишком утонченное, но, по крайней мере, он сохраняет его, когда у других оно начинает полностью отказывать. Дядя Джо решил, что это будет отличной шуткой. Притвориться, будто речь идет о, как он выразился, "браке под мушкой пистолета". Идея была в том, чтобы держать револьвер так, чтобы никто, кроме нас, не смог его увидеть, и притвориться, что только так он и может заставить Джорджа сделать меня законной женой.
Боствик прищелкнул языком.
– О! – пробормотал он с облегчением. – Что же вы раньше молчали? Вы хотите сказать...
– Нет, не хочу, – почти нежным тоном перебила его Марджори. – Что вы за мастер портить великолепные драматические эффекты! Я-то собиралась заявить, что вышла замуж, чтобы не быть повешенной за убийство, а вы считаете, что это сделано всего-навсего, чтобы покрыть грех. Просто изумительно! – Насмешка в ее голосе стала еще заметнее. – Нет, инспектор. Несмотря на все те качества, которые вы мне приписываете, я вынуждена буду удивить вас: моя девичья чистота, как вы бы это назвали, все еще осталась нетронутой. Что за жизнь! Во всяком случае, не сильно переживайте. Вы хотели узнать о револьвере и я рассказала асе, что мне известно. Как попал в него патрон, я не знаю – вероятно, по небрежности дяди Джо, но это была чистая случайность и никто не собирался никого убивать.
Вопрос доктора Фелла прозвучал очень вежливо:
– Вы так полагаете?
Несмотря на всю свою сообразительность, Марджори в первый момент не поняла.
– Вы хотите сказать, что рана, полученная Джорджем, не была... – начала она. – Не хотите же вы сказать, что убийца вновь принялся за работу?
Доктор Фелл наклонил голову.
Начало темнеть. Холмы на востоке уже посерели, но на западе, с той стороны, куда выходили окна музыкального салона, кабинета и спальни Вилбура Эммета, небо еще горело огнем. В одном из этих окон, – рассеянно подумал Эллиот, – в ту ночь появилась голова доктора Чесни.
– Я вам еще нужна? – тихо спросила Марджори. – Если нет, разрешите мне, пожалуйста, уйти.
– Ну, конечно, – ответил Фелл. – Однако, попозже вы еще нам понадобитесь.
Эллиот почти не заметил, как ушла Марджори, а трое мужчин остались молча стоять возле пробитой пулей колонны. Позже Эллиоту стало казаться, что именно-зрелище сверкающих в лучах заката окон заставило открыться какое-то окошечко в его мозгу. А, может быть, его умственный паралич сняла встряска, вызванная рассказом Марджори. В его голове словно освободилась, и с треском поднялась какая-то шторка. И во внезапно окружившем его свете Эллиот проклинал и самого себя и все, что творилось вокруг него. Теперь и А, и В, и С четко вписывались в схему, вырисовавшуюся в его мозгу. До сих пор он вел себя не как детектив, а как безнадежный тупица. Каждый раз, когда возникала возможность сбиться с правильного пути, он-таки сбивался с него. Каждый раз, когда факты можно было истолковать ошибочно, он так и делал. И если человеку случается раз в жизни вести себя как полному идиоту, это был как раз тот случай. Но теперь...
Доктор Фелл повернулся к нему. Эллиот почувствовал на себе взгляд маленьких, проницательных глазок доктора.
– Ага! – внезапно проговорил Фелл. – Поняли, не так ли?
– Да, доктор. Думаю, что понял. Эллиот погрозил кулаком куда-то в воздух.
– А если так, – мягко сказал Фелл, – не лучше пм вернуться в гостиницу и спокойно все обсудить? Не возражаете, Боствик?
Эллиот вновь начал проклинать себя, перебирая мысленно все промахи, и настолько погрузился в свои мыслиг что едва слышал мелодию, которую насвистывал доктор, пока они шли к автомобилю. Под эту мелодию легко было идти. Собственно говоря, это был "Свадебный марш" Мендельсона, только никогда раньше у него не было такого звучания: мрачного и рокового.
В восемь вечера, когда четверо мужчин уселись перед горящим намином в номере Эллиота, доктор Фелл начал свою речь.
– Сейчас мы знаем, – сказал он, подняв руку и загибая палец при каждом новом утверждении, – кто убийца, как он действовал и почему он действовал именно так. Мы знаем, что вся серия преступлений – дело рук одного человека, действовавшего без соучастников. Мы знаем вес улик, свидетельствующих против него. Его вина говорит сама за себя, Боствик одобрительно хмыкнул, а майор Кроу удовлетворенно кивнул.