Черные паруса
Шрифт:
– Тридцать секунд, – сказала Прозор. – Поддерживай скорость спуска.
– Не похоже, что он готов лопнуть, – опасливо заметила Страмбли.
– Лопнет, – сказала я, понимая, насколько маловероятно, что Прозор ошиблась в своих ауспициях.
Последние пятнадцать-двадцать секунд поле как будто мерцало, и это мерцание ускорялось – мы словно наблюдали за вращением раскрученной монеты, которая движется все быстрей и дрожит, а потом резко останавливается. Это была предсмертная песнь поля, и когда оно исчезло, то исчезло мгновенно, и внизу остался только
Было темно. Одна сторона шарльера была обращена к Пустоши, другая – к Старому Солнцу. Мы находились в десяти миллионах лиг от внешних орбит Собрания, поэтому свет дряхлой звезды, пробравшийся к нам сквозь промежутки между тысячами миров – нет, скорее миллионами, – уже потускнел и выцвел. Когда этот измученный путешественник падал на шарльер, ему хватало сил лишь нанести несколько красных и фиолетовых бликов на каменные иглы, намекая на мрачные тайны, заточенные у их основания. На стороне, обращенной к Пустоши и озаренной только светом далеких звезд – столь далеких, что даже тем из нас, кто побывал в Тревенце-Рич, было сложно осмыслить своим обезьяньим умом подобное расстояние, – шарльер был почти таким же черным, как паруса самой «Мстительницы».
– Видишь что-нибудь знакомое? – адресовала Фура свой вопрос Прозор.
Та запустила на одном из циферблатов своего хронометра отсчет времени с момента отключения поля.
– Дрейфуй на север. Вон тот пучок шипов – ориентир.
– Они все выглядят одинаково, – проворчала Страмбли.
– Не для меня, – парировала Прозор.
Фура выровняла нас над вершинами шипов. Глядя поверх ее облаченных в металл плеч на датчики топлива, я видела, как дергаются стрелки, когда ей приходится использовать импульс тяги, чтобы мы, дрейфуя, не слишком приблизились к острым скалам. Прозор уже сообщила, что в Грохотуне есть поглотитель, и это еще больше осложнило нам задачу – ведь предстоит тащить обратно тяжелые бочки с топливом.
– Продолжай, Проз, – сказала Фура.
– Опустись пониже. Пройди между вон той парой шипов.
– Маловат промежуток.
– Нам шире и не нужно. Наш катер не крупнее того, которым пользовался Рэк, а он проскакивал тут много раз.
– Поверю на слово, – сказала Фура.
И хотя я видела только затылок сестры в шлеме, мне представилось, как она прикусила язык от сосредоточенности.
Мы скользнули между шипами, направляясь вниз. Становилось все темнее, тени перекрещивались, пока не изгнали последние скудные отблески света. Фура включила фонари катера, желтые лучи пересекли вакуум и заплясали по раздутым основаниям каменных шипов.
– Вижу посадочную зону, – сказала Прозор. – Прямо по курсу. Продолжай спуск, и все будет славненько.
– А почему это место называется Грохотун? – спросила Страмбли.
– Адрана, – обернулась ко мне Фура, – считывай высоту, пожалуйста.
– Ну конечно, – одними губами произнесла я и перебралась к ее консоли, где могла видеть медленно вращающиеся цифры высотомера. Прибор был похож на подметалу на «Мстительнице», только импульсы посылал
Зажужжала консоль, вспыхнула красная лампочка. Фура зарычала.
Я узнала этот огонек. Предупреждение насчет топлива.
– Только не говори, что все отмерила впритык, – прошептала я.
– Нет смысла возвращаться домой, если не найдем запасы Рэка, – так же тихо ответила Фура.
– Поверить не могу…
– Следи за высотой, сестра.
Хотелось огрызнуться – свою просьбу она произнесла как приказ. Но поскольку мне не меньше, чем Фуре, хотелось, чтобы мы не разбились, я решила смирить гордыню и оглашать цифры.
– Шестьдесят.
– Боковой дрейф, – сказала Прозор.
Фура кивнула:
– Корректирую.
– Пятьдесят пядей, – проговорила я пересохшими губами. – Сорок.
Фура передвинула еще один рычаг. В брюхе катера залязгало и зажужжало – машина выставила паучьи посадочные ноги, слишком хрупкие и нескладные, чтобы их можно было развернуть раньше. Теперь пламя дюз в такт заиканию наших двигателей высвечивало все больше деталей окружающего рельефа: повсюду вздымались шипы, как огромные окаменевшие деревья в сказочном лесу.
– Обратный поток, – сказала Фура. – Переходим на посадочные двигатели.
– Без паники, – произнесла Прозор.
– Двадцать пядей! – выкрикнула я. – Десять!.. Пять!..
Посадочная площадка быстро приближалась – плоский выжженный круг, оплавленный многократным выхлопом реактивных двигателей. Опоры коснулись поверхности первыми, и корпус запрыгал вверх-вниз, поглощая часть нашего импульса.
– Посадочный сигнал, – сказала Фура, когда загорелся еще один индикатор. – Стоп машина.
Опоры согнулись, и катер приземлился на брюхо. Рокот двигателей стих, оставив только шипение и пыхтение наших дыхальных механизмов; кожистые мехи то сжимались, то разжимались.
Красная сигнальная лампочка все еще мигала, уведомляя о проблеме с топливом. Только теперь, когда мы сели и выключили двигатели, Фура щелкнула по ней пальцем, заставляя отключиться.
– Неисправный индикатор, – сказала она, поворачиваясь с широкой ухмылкой на лице. – Вы же не думали, что я настолько отчаянная?
Сквозь зарешеченное окно моего лицевого щитка я одарила ее натянутой улыбкой.
– Иногда я задаю себе такой вопрос.
– Сколько времени, Проз?
Прозор опустила забрало и посмотрела на хронометр.
– Шесть часов одиннадцать минут.
Фура отодвинула кресло пилота и встала из-за пульта.
– Тогда нам лучше не болтаться тут и не чесать языками.
Мы помогли Фуре закончить последнюю проверку ее скафандра, собрали вещи – каждая взяла часть снаряжения, а Страмбли прихватила свой ящик со штуковинами, необходимыми для прохождения через двери и другие препятствия, – и попарно прошли через шлюз катера, поскольку он не мог обработать больше за один раз.